Бельгия

        Бельгия всегда вызывала у меня большую симпатию. И потому, что это первая зарубежная страна, где мы выступили на соревнованиях, и потому, что в Бельгии значительно меньше немецкой педантичности, английской чопорности, французской скупости, американской однобокости, голландской развязности - тех самых явлений, которые русские в силу своеобразия своего восприятия воспринимают с трудом. Присутствующие в жизни бельгийцев оптимизм и жизнерадостность, а также сквозящий изо всех щелей, прям-таки просоветский “пофигизм”, позволяет в Бельгии чувствовать себя увереннее, чем в большинстве стран Европы. 

Патрик

        Патрик был агентом бельгийской службы безопасности (по нашему - “комитетчиком”), работавшим “под крышей” инспектора по связям с общественностью полиции Льежа. Для того, чтобы его “расколоть”, нам понадобилось пару дней и полторы извилины для обобщения наблюдений. Собственно, специально никто к Патрику не приглядывался, но это мнение возникло у многих подсознательно и одновременно. Хороший английский (что является редкостью в франкоязычных странах), повышенный, какой-то липкий интерес к нашему нехитрому, кочевому быту, небывалая отзывчивость на разного рода приглашения посидеть за рюмкой водки, желание быть в курсе всех наших дел, некоторые вольности, допускаемые Патриком в присутствии лиц на две головы выше его рангом – все это явно не гармонировало с обозначенной скромной должностью... Учитывая, что мы приезжали в Бельгию с одной-единственной целью - достойно выступить на очень трудных льежских ралли, и в наши планы никак не входили такие неординарные мероприятия, как поджег штаб-квартиры НАТО в Брюсселе и покушение на короля Бельгии Луи де Роя Второго, а располагаемые нами государственные секреты не превышали знаний о степени сжатия в моторе "восьмерки" - мы относились к постоянному присутствию “засланного казачка” в наших рядах спокойно. Бедный Патрик, вынужденный по роду службы участвовать во всех приемах русскими бельгийских друзей, сопровождавшиеся, как правило, потреблением водки в количествах, несовместимых с жизнедеятельностью слабых бельгийских организмов, регулярно увозился домой в коматозном состоянии прибывающей на выручку супругой, но верный своим должностным обязанностям появлялся на следующий день с лицом цвета морской волны, но преисполненный убеждениями, что пьянка на равных с русскими хоть и должна квалифицироваться, как попытка самоубийства, но является неотъемлемой частью священного долга по защите Отечества. За несколько лет наших регулярных посещений Бельгии Патрик значительно расширил свой кругозор в области российского менталитета, познакомившись не только с традиционным "ершом", экзотическими "Огнями Москвы" и “бронебойным” "Северным сиянием", но и вполне сносно выучив основные нецензурные слова и выражения, практически без акцента щеголял ими в присутствии своих земляков. И все же, одна мысль не давала Патрику оснований считать свое дело по охране государственных интересов до конца исполненным - общался-то он в основном с руководителями и механиками, в то время как пилоты и штурманы, занятые с утра до вечера тренировками, и, вплоть до заключительного банкета не позволявшие себе нарушений режима (за исключением банки-другой изумительного пива "Duvel" перед ужином), явно выпадали из его поля зрения. Для раскрытия истинных намерений по нанесению ущерба национальным интересам Бельгии со стороны гоночного состава коварный Патрик задумал оперативную комбинацию, которую и попытался осуществить в один из “тренировочных” дней.

        …Однажды, рано утром, Патрик прибыл в наше расположение и, как бы между делом, спросил у нас с Сашкой о перспективных планах на ближайшие три-четыре часа. Так как мы в это время рассматривали “легенду” на капоте тренировочной машины и прикидывали - на какие скоростные участки нам отправляться, сомнений, что мы не навострили лыжи на льежскую "улицу любви", представлявшую из себя систему публичных домов, думаю, у него не возникало. Поэтому наше "to special stages" вызвало у Патрика закономерную неописуемую радость и внезапно возникшее непреодолимое желание поехать с нами, чтобы ощутить радость скорости и понять – ради чего люди так целенаправленно пытаются свернуть себе шеи. Ни наши убеждения, что во время тренировок нежелательно присутствие в машине пассажиров, ни предупреждение "Attention! We drive very fast" не остудило горячих намерений Патрика, и он проворно залез на заднее сиденье. В отличие от Испании или Финляндии, где тренировочный режим отслеживается очень жестко, в Бельгии на тренировках можно гонять, практически, “на все деньги”. Полицейские, учитывая, что среди участников ралли добрую половину составляют “свои”, тоже выезжающие на тренировки без навязчивой идеи выглядеть принципиальными борцами за соблюдение ПДД, стараются держаться от “допов” подальше, а изредка попадающиеся на заброшенных дорогах местные “чайники”, хоть и бросают вслед пролетающим в сантиметре от их машин спортсменам соответствующие реплики, не сопровождают свой справедливый гнев срочным звонком с сотового телефона в отделение жандармерии. За все время тренировок, мы лишь однажды имели небольшой инцидент с бельгийским фермером.

        Выехав на первую в своей жизни “заграничную” тренировку, мы заприметили на краю большого поля грандиозную гору старых покрышек, при детальном анализе оказавшимися в большинстве вполне годными к эксплуатации в условиях, существовавшего в то время в России, страшного дефицита. Спешно командированные к этому очагу резинового изобилия механики, пока мы накручивали по спецучасткам круг за кругом, произвели не только тщательный осмотр и отбор наиболее приемлемых колес, но отсортировали их в комплекты по размерам и фирмам-производителям и уже приступили к погрузочным работам трофеев в пригнанную техничку, когда к ним медленно подъехал старенький “Мерседес”, и, выбравшийся из него пожилой человек в соломенной шляпе начал что-то удивленно говорить по-французски. Ничего не понимающие механики отмахнулись от деда, как от назойливой мухи, и продолжили погрузку, и в этот момент подъехали мы с Сашкой. К счастью, старичок знал несколько основных слов по-английски, что помогло нам выяснить, что он является фермером и так необходимые нам колеса являются не выброшенными на помойку, а куплены им для укладки на целлофановую пленку, которой в Бельгии принято накрывать плантации с овощами с целью сохранения этой самой пленки при внезапных порывах ветра. Удивившись столь расточительному подходу к вполне пригодным изделиям “Сontinental” и “Pirelli”, мы успокоили бельгийского колхозника, что не собираемся вывозить на Родину всю многосотенную гору колес, а ограничимся только двумя-тремя десятками, на что получили безоговорочное “добро” и уникальные по своей наивности вопросы – “на каком поле – огуречном или свекольном мы будем использовать покрышки?” и “а не далековато ли их везти и не лучше ли использовать в полеводстве утилизированные изделия российской промышленности?” Когда же дед узнал, что мы не горим желанием гробить его собственность на сельскохозяйственных угодьях, а намерены ее применять не для повышения урожайности, а по прямому, автомобильному назначению, он посмотрел на нас, как на умалишенных, забрался в “Мерседес” и укатил…

        …Патрик летал по заднему сиденью, как бабочка, безуспешно пытался уцепиться за ручки, от постоянных разгонов и торможений голова его моталась вперед-назад и к исходу третьего часа его “чекистская” выдержка дала трещину, и он запросил о пощаде... Привезя его изможденное тело в клуб, мы пожелали ему “всего хорошего” и тут партийная закалка изменила Патрику, он сильно захлопнул дверь и через открытое окно мы уловили произнесенное сквозь зубы “crazy russian!”. Но уже на следующий день он снова был приветливым и улыбчивым...