Франция. Каждый сходит с ума по-своему

        Отличительной чертой Франции я бы выделил некий шарм, проявляющийся во всем: от дорожных указателей, выполненных в каком-то несерьезном стиле и импрессионистских кружочков, кубиков и пирамидок, разложенных и расставленных вдоль автомагистралей, до бургундских виноградников, высаженных с претензией на некое изящество линий. Даже в дизайн автомобилей французы умудрились, на мой взгляд, внести нечто несерьезное и романтическое, эстетически выгодно отличающее любой “Пежо” или “Ситроен” от гробоподобных немецких ящиков, надменных английских экипажей и толстозадой итальянской геометрии. Удивление и разочарование, испытанные от краха исторически сложившегося мнения о неписанной красоте француженок, на деле в подавляющем большинстве оказавшимися на два уровня ниже наших соотечественниц, в определенной степени компенсируется умением французов придавать любому сооружению, памятнику и мероприятию порой неуловимый, присущий только им игриво-ненавязчивый стиль и, если хотите, аромат. Во многом и поведение, образ жизни потомков героев французской революции и взятия Бастилии напоминает некую современную Фронду и авантюризм лионских ткачей, безвременно павших под дружными залпами земляков.

        Много раз посетив Францию, я так и не понял - где проходит граница между очевидной скупостью французов и внезапными проявлениями расточительной щедрости. То наш друг и бессменный переводчик с французского на английский Франсуа Пужо, регулярно одаревыемый нами с ног до головы владелец небольшого кафе в Шалон-сюр-Соне, где мы проводили поздние вечера за чашкой кофе или рюмкой вина устраивал нам бесплатные кутежи, то его жена вдруг выставляла нам счет на несчастные 70 франков за пару сэндвичей. То организатор ралли, уважаемый в городе бизнесмен, отправлял нас на проживание в отель, по сравнению с которым Дом колхозника в Нижнеудойске выглядел “Шератоном”, то он же находил нам в России спонсоров в виде Europa Plus или подключал к нашему участию в ралли немного-немало - Credit Lionnaise. То владелец винных заводов Бургундии приглашал на презентацию в один из своих бескрайних погребов, где уважаемым гостям давали, буквально, понюхать запах настоящего “бургундского”, а за каждый следующий фужер предлагали платить, то его управляющий привозил нам в подарок пять ящиков того же вина... Во время первого посещения Франции мы еще не брали в рент тренировочную машину, по возвращении которой клерк Hertz тяжело вздыхал, глядя на расплавившиеся колесные колпаки и резину Continental, протектор которой напоминал голову вождя мирового пролетариата. Тогда наши механики еще не объясняли местным жителям - как лучше проехать в Марсель или Неаполь, а я еще так не любил минеральную воду “Перье”. В то время наша безупречно собранная "воьмерка", хоть и вывезла нас на третье место в классе, вызывала только снисходительные улыбки обладателей гоночных Клио, Меганов, Эскортов, Дельт, М3 и “разных прочих шведов”. Только через год, надышавшись выхлопа Опеля и набегавшись к нам на регруппингах для неутешительной для них сверки результатов, они восторженно аплодировали “абсолютно ненормальным русским”, получавшим Кубок Франции, а тогда мы вызывали не столько спортивный, сколько экзотический интерес цивилизованных людей к замшелым дикарям. А дикарей среди нас хватало...

        Мы собрались утром в автохозяйстве и готовились ко второй поездке во Францию. Все было готово - машины заправлены, прицепы прицеплены, руководство уже приняло на “дорожку” и теперь занималось фотографированием автомобилей и себя на их фоне. Оставаться на месте нас заставляло только ожидание “примкнувшего” экипажа из одного теплого российского города, из всего состава которого мы знали только пилота по имени Федор, не имевшего в прошлом каких-то спортивных заслуг, но отличавшегося скрытным и нудным характером, который он проявил в полном блеске в ходе прошлогоднего посещения Бельгии, где все время, отпущенное для тренировок им было потрачено на тайные поиски дешевенького автомобиля, а участие в соревнованиях на ржавой “восьмерке” закончилось еще на подходе к первому “допу”, в чем тут же были обвинены все, включая механика, штурмана, начальника дистанции и местного комиссара полиции. Особый колорит создавала, прибывшая вместе с Федором многочисленная делегация, составленная из пузатых мужиков, потребляющих в невероятных количествах бодрящие жидкости и тащившая из местных магазинов все, что не попадя, включая стулья, молотки и нижнее женское белье таких несусветных размеров, что создание мысленного образа их будущих обладательниц вызывало жуткие максималистические ассоциации. Теперь, судя по документам, Федор собирался удивить Францию своим мастерством управления автомобиля в совершенно другом, но не менее многочисленном составе.

        Время, отпущенное коллегам истекало, наше руководство уже расположилось в машине сопровождения и было готово одновременно с запуском двигателя врубить кондиционер, как в ворота автохозяйства въехала непрезентабельная “восьмерка”, тащившая на буксире автомобиль, в котором мы с удивлением узнали “боевую” машину Федора... В обеих машинах находилось по одному грязному и изможденному человеку, которые, выйдя на свежий воздух сообщили нам, что они являются механиком и штурманом Федора с поставленной задачей: любыми путями и с наименьшими потерями следуя в нашей колонне достичь рубежей бывшего члена Антанты, где ждать дальнейших указаний пилота.
        Из сбивчивых объяснений вновь прибывших мы выяснили, что в таком непотребном виде они были посланы Федором в Москву и далее по маршруту двое суток назад, за которые проехали “в связке” полторы тысячи километров, в то время, как сам Федор со остальными членами делегации в настоящее время готовился к перелету в Орли. Такого пренебрежения и унижения к собственным соратникам по спорту мы не видели никогда. По сравнению с поведанным, некоторые нерегламентированные задачи, периодически поставляемые нашими руководителями выглядели не более, чем детскими шалостями.
        Глядя на смертельно уставшие, небритые лица этих ребят мы находились в растерянности - брать их “на хвост”, состоящий их технически исправных, хорошо едущих по трассе машин, на каждую из которых приходилось, минимум, два водителя, способных достичь Франции без остановок для сна было похоже на убийство. Бросить этих парней, ни разу не отъезжавших от своего города далее ближайшего совхоза было как-то неловко... “Держитесь, мужики”! - приободрили мы и рванули в сторону западной границы…

        Как сумели “веревочники” удержаться за нами до Гродно - одному Богу известно. Только перейдя границу, они заявили, что “больше не могут и дальше доберутся сами”, после чего буквально попадали на сиденья и уснули... Благополучно приехав в Шалон-сюр-Сон мы обнаружили в отведенной нам гостинице безмятежно отдыхавшего Федора, поселившего остальных, прилетевших с ним “членов делегации” в “четырехзвездочном” отеле. Через пару дней прибыла и “сцепка” с повеселевшими ребятами, за обе щеки уплетавшими еду для кошек из красивых пакетов. К тому времени Федор понес первые моральные потери... Купленная им уже до нашего приезда “девятка”, однажды утром оказалась соединенной, путем на совесть проведенных сварочных работ, здоровенным швелером с металлической мачтой освещения. Завершив ралли, как и обычно на дальних подступах к первому СУ, Федор исчез из нашей жизни и, надеюсь, навсегда..

        ...На рекламном щите при въезде в Шалон-сюр-Сон было написано – “водка - нет, молоко - да!”. Если бы наше руководство умело читать по-французски! Однажды с нами поехал во Францию очередной руководитель, неплохой, нормальный мужик, но становившийся совершенно неуправляемым при избыточном потреблении того самого напитка, которому французы на плакатах предпочитали продукты животноводства. Это было в ту поездку, когда мы с двумя Михалычами исследовали границу Норвегии. После посещения Англии, мы с гоночным мотором переместились в Бельгию, где в маленькой гостинице под Льежем ждали остальных членов делегации, чтобы забрать боевой автомобиль, оставленный после бельгийских ралли и всем вместе отправиться во Францию. Коллеги прибыли ночью... Когда они вошли в наш номер по их лицам и угрюмости мы поняли, что случилось нечто из ряда вон выходящее, но когда нам начали рассказывать о дорожных художествах вышеупомянутого начальника, мы слушали с открытыми ртами, не зная - плакать или смеяться... Душещипательные прощания Алексеича (так звали начальника) с белорусскими березами, срочные выходы “в туалет” из машины на скорости 120 км.час - были не самыми волнующими местами в этой истории... Как оказалось дело этим не закончилось.

        После окончания ралли, как обычно, состоялся банкет. Во Франции он представлял из себя довольно грустное зрелище смеси фуршета с “шведским столом”. Снующие по залу люди с тарелками и бутылками больше напоминали не солидную “тусовку”, а американских нищих в Манхеттене, вырывающих миску с баландой из рук представительниц “Армии спасения”. Так как утром мы собирались уезжать, было принято принципиальное решение – “не засиживаться и не злоупотреблять”. Однако, через пару часов после возвращения в гостиницу мы обнаружили отсутствие в наших тесных рядах Алексеича. Подождав еще полчасика, мы с Михалычем под видом “пойдем подышим” вышли из гостиницы и выдвинулись в сторону Parc de Exposition, где были первоначально во время банкеты утеряны следы нашего коллеги. Не успели мы отшагать первые сто метров и обсудить возможные направления развития ситуации, как нашему взору предстала удивительная для здешних спокойных мест картина. Из-за угла прямо на нас с максимально возможной для человеческого организма скоростью выбежал человек. Его вид вызывал у нас мысли о возможном бегстве от стаи голодных волков или банды вооруженных до зубов грабителей. Человек бросился к нам и, задыхаясь, стал с невероятной быстротой что-то громко бормотать по-французски, указывая рукой на угол дома. Встревожившись, мы приготовились к самому худшему, но то что мы увидели превзошло наши самые смелые ожидания. Из-за угла, бегом, дыша, как паровоз братьев Черепановых, с душераздирающим криком "я вам напомню 1812-й!" с какой-то то ли оглоблей, то ли дубиной вылетел Алексеич... При его появлении француз задрожал всем телом и приготовился к очередному рывку, но мы заслонили его грудью и накинулись на своего товарища., решившего в пьяном угаре пересмотреть историческую несправедливость наполеоновского вторжения. Неимоверными усилиями нам удалось как-то скрутить Алексеича и потащить его к гостинице. По дороге он продолжал во всеуслышение вспоминать отдельные эпизоды истории победоносного шествования русской армии под предводительством Кутузова и героизм российских граждан в борьбе против французских захватчиков. В вестибюле гостиницы Алексеич вдруг обмяк, осел на пол, снял ботинки и, положив их под голову, смиренно уснул. Учитывая, что вес борца за справедливость истории Отечества превышал центнер, мы бросились вверх за помощью, но когда вернулись обнаружили, что Алексеич время нашего отсутствия не терял даром, успев за считанные минуты переколотить все стекла в вестибюле... Успокоился он только к утру, уснув безмятежным сном, крепко привязанный к кровати омологированными ремнями Sabbelt, снятыми механиками с гоночной машины...

        Утром перед отъездом я позвонил Франсуа и попросил его приехать в гостиницу, так как хозяин ни слова не говорил по-английски, а уезжать втихаря после ночных актов пьяного вандализма было неудобно. Франсуа приехал быстро, и мы нашли хозяина. Я выразил глубокие сожаления по поводу ночного происшествия и попросил сообщить мне сумму нанесенного ущерба, которую мы были готовы немедленно уплатить. Франсуа все перевел хозяину. Сунув руку в карман я пощупал солидную пачку собранных франков, в основном представлявших из себя наш призовой гонорар, но хозяин повел себя очень странно. Услышав, что мы немедленно уезжаем, он сказал – “я все равно собирался все ломать и перестраивать - ничего не надо!”. Мне показалось, что он добавил – “только уезжайте быстрее ради Бога”, но этого вежливый Франсуа мне не перевел...