Эстония

Белый корабль

        С балкона гостиничного номера отеля "Pirita", переименованного из гостиницы "Спорт", построенной на деньги Советского Союза к "Олимпиаде-80" открывался вид на серое Балтийское море. По морю, буквально взад-вперед сновали корабли и паромы "Silja Line", "Viking", "Tallink", на которых представители финских мешочников, имеющие, в отличие от российских граждан, безвизовый въезд в Эстонию, вывозили из Таллинна на преуспевающую родину водку, сигареты, сыр, творожные сырки и прочий провиант, напоминая колбасно-сосисичные набеги жителей соседних с Москвой областей на столицу в период развитого до нельзя социализма. От осознания того, что если разрешить сытым капиталистам также легко преодолевать российский кордон, где цены составляли едва половину эстонских, то они сметут с наших прилавков все, включая бычков в томате и гороховый продел, не говоря уж о невиданном в Прибалтике "Парламенте" и коньяке по пять евро за поллитра, моя душа наполнялась гордостью и пренебрежением к иноземцам.
        Стрелки на часах приближались к одиннадцати. Бордовое солнце на горизонте превращалось в эллипс и плюхалось в холодную балтийскую волну, чтобы искупавшись вернуться чуть поодаль, на северо-востоке и снова занять свой пост на небосклоне, длящийся в период "белых ночей" почти двадцать два часа в сутки. В лицо дул соленый, неповторимо пахнущий морской ветер, над бухтой кружили крикливые чайки, а поодаль гордо шла яхта с алыми парусами. Природная идиллия морского заката была бы абсолютной, если бы на третьем этаже хором, обожравшись халявной в их понимании водки не орали все те же пьяные финские туристы, заставляя приехавших на автобусах немцев-пенсионеров в страхе закрывать стеклопакеты.
        Я не был в Таллинне семь с лишним лет, но учитывая, что то мое, последнее посещение этого города было связано с похоронами тетки, затмившими все остальное вокруг, можно сказать, что "новой" Эстонии я еще не видел.
        Она началась для меня субботним днем на пограничном переходе в Печорах, где все было, "как у взрослых" - шлагбаумы, досмотр, штампы. Наши пропустили меня легко с шутками и обменом впечатлениями о нахлынувшей вместе со мной жаре. Эстонцы тоже особенно не кочевряжились. Правда, сначала они угрюмо побалакали о записи в моем паспорте: "Место рождения - Таллинн, СССР", но потом, видимо сообразили, что столь наглый текст в документе начертан не его обладателем, признали меня невиновным и даже любезно разрешили провезти две лишних бутылки шампанского, не преминув торжественно сообщить, что вообще-то - "сакоон - есть сакоон!". Как выглядит на практике построение в Эстонии правового государства мне особенно рассмотреть не удалось. Правила дорожного движения, сведенные местными автолюбителями к полному абсурду пропускания перед собой в любом месте и в любое время всего что ездит, ходит и ползает, я не нарушал, передвигаясь по городу с устрашающей скоростью в 50 км в час и лихорадочно давя тормоз при появлении пешехода на тротуаре в полукилометре от бампера. Уголовный кодекс Эстонии я тоже, следуя урокам Великого комбинатора, чтил, как святыню.
        Между тем, вскоре по приезду, я стал ощущать, что в стремлении стать действительно независимым государством и участником НАТО, ЕЭС, "шенгенского соглашения" и прочих образований Европы, явно присутствует максимализм, причем зачастую близкий к параноидальному. Мне показалось, мягко говоря, странным, что в стране, где для половины (а в Нарве - девяносто шесть процентов!) населения родным языком является русский, произведена попытка уничтожить его напрочь. Если не разговаривать с населением и заткнуть уши берушами, то вы не увидите ни единого русского слова. В весьма отдаленном от Тверской улицы Сан-Марино, не говоря уже о Нью-Йорке, Варшаве, Праге, Софии, испанских, турецких и кипрских курортах, "есть надписи на русском языке". В отеле Шератон во Франкфурте даже инструкция о пользовании туалетом предполагает, что спускать унитаз будут не только парижане и жители Лондона, но и потомственные уроженцы Курской области. В Таллинне я нашел только две надписи на "великом и могучем". Первой была вывеска на Посольстве России, на которое я случайно наткнулся, прогуливаясь от церкви Олевисте в центр по улице Лай, а вторая представляла из себя большую уличную заметку подле Нигулисте о варварском налете советской авиации на Таллинн в 1944-м году, оккупированный, к слову сказать, в то время фашистами, с кем СССР, согласно всемирной истории, воевал не на жизнь а насмерть. Читая ужасающие цифры о жертвах бомбардировки, составивших четыреста душ, среди которых присутствовали не только хуторяне из Раквере и жители Тоомпеа, но и немцы, и русские, мне подумалось, что, глядя на проблему с эстонской точки зрения англичане должны просто запретить немецкий язык на уровне палаты лордов, а японцы протыкать мечом любого, кто вздумает заговорить по-английски ближе, чем в ста милях от Нагасаки.
        Крайности, в которые бросаются эстонские власти, вырывая все русское из обихода и жизни, у меня, человека, независимого от этих чудачеств, вызывало часто умиление и снисхождение. Например, в учебнике истории, изданном эстонскими авторами для сохраняющихся до 2007 года русскоязычных школ (очевидно, предполагается, что после этой даты все население просто обязано заговорить исключительно по-эстонски), аннексия Эстонии Советским Союзом названа, может быть и своим именем - оккупацией, но почему-то не указано, что любимые и желанные в то время немцы попросту отдали ее Сталину по пакту Молотова-Риббентропа. Вообще, вся история Второй мировой войны представлена в этом творении двумя абзацами, из которых я понял, что главной театр военных действий располагался в районе Финского залива, а основные стратегические операции заключались в нападении Советского Союза на Эстонию. Удивительно, но я нашел в учебнике даже упоминание о Ленине, разумеется, как о диктаторе, чья деятельность принесла, цитирую, "неисчислимые страдания всему человечеству". Размышляя, что авторы писали учебник при электрическом освещении от построенной отнюдь не потомками эстов Нарвской электростанции и возили рукопись в редакцию на бензине из Тюмени, стоящем вдвое дешевле европейского, я все же отдавал себе отчет, что каждая нация, согласно теории все того же "мучителя человечества" имеет право на самоопределение и, в том числе, в идеологии, но откровенные медвежьи методы на "вырывание и искоренение" меня удивляли. И если бы это касалось только истории или языка…
        …Я посмотрел на табло кассового аппарата и положил MasterCard на прилавок.

- Токумееент! - послышалось требование кассира.