Бельгия

Ветер перемен

        Ей Богу, что-то случилось с Бельгией за четыре года, прошедшх с нашего последнего появления в этой "стране вечноосвещенных авторютов". Не то, чтобы коровы на огороженных голой электропроводкой роскошных пастбищах с изумрудной травкой выглядели менее упитанными и стали напоминать наших костлявых буренок с грустными, полными отчаяния глазами или дорога Брюссель - Льеж покрылась рытвинами и колдобинами, а в открытые колодцы гуртом гукались микроскопические, похожие на творения Митьков "смарты". Нет. Все было, вроде бы, по-прежнему. Водители пропускали коллег в нужный ряд с вежливой улыбкой вместо отборной матерщины и вдавливания до упора клаксона. Продавщицы и работники бензоколонок на "ду ю спик инглиш", как и прежде, отвечали, в лучшем случае, стандартным "э литтл", а в худшем - смотрели на вас с почтительным сожалением. Улицы после восьми вечера все так же словно вымирали, и только смешная, несуразная молодежь в одеяниях, будто украденных звездной ночью с пугала, стоящего на огуречном поле "тусовалась" по мрачным закоулкам .
        Ничего внешне не менялось в этой маленькой, сытой, беспроблемной части старой Европы. Разве, что заметно прибавилось количество впущенных политиками в страну беженцев в мусульманских одеяниях, которые с выражением холеных физиономий, не соответствующим безраздельному горю по утраченной Родине, бодро и гордо семенили короткими ножками под свисающими к коленям животами за худыми, как оглобля, женами в черных одеждах, в поте лица толкающих из супермаркета Cora к новеньким "бимерам" и "мерсам" тележки с плазменными телевизорами и новейшими пылесосами. Пожалуй, еще бросилось в глаза нашествие литровых "тарахтелок" в виде "пежо-106", "микр", "фиест" и прочих лилипутов, сменивших автособратов среднего класса после "победоносного" шествия "евры" и удешевления, как сказал Серега Фодин, бельгийского франкфурта" почти в полтора раза. А в остальном жизнь королевства, засидевшегося на троне Ле Роя Второго, в отличие от наших былых царей, то и дело удушаемых коллегами или расстреливаемых энкэвэдэшниками, правящего уже черт-те сколько лет без малейших попыток свержения со стороны сограждан, тихо протекала по вымощенным средневековым булыжником кривым улочкам городов и в мертвой тишине заспанных, картинных деревень с подстриженными кустиками и единственной пивной, где по вечерам собиралось все сознательное мужское население.
        И все же внутри что-то шевелилось в странном ощущении изменений, интуитивно осознаваемых, как нечто новое, нехорошее и беспокоящее. Да еще постоянно моросящий, мерзкий дождь, невиданный для конца мая холод и какой-то порывистый, беспокойный ветер добавляли в неожиданно возникшую гнетущую изнутри атмосферу чувство нашей ненужности и полнейшего одиночества. Поистине, это был ветер грустных, неприятных перемен… Постепенно, по мере пребывания на земле "писающего мальчика", все это становилось все более заметным, бросалось в глаза, заставляя испытывать брезгливую истому, затем удивление и, наконец, раздражение. Изменилась некая природа окружавших нас людей, и многое, что раньше пропускалось и не замечалось, вдруг стало выпирать из углов и, тыкая пальцем в грудь, привлекать внимание...
        ...Первым, кого я увидел в клубе, был Патрик. Он стоял посередине средних размеров комнаты в окружении столов с гордо восседающими за ними членами оргкомитета ралли. Патрик несколько официозно поздоровался, остальные же сделали вид, что наше прибытие дело обычное, будто мы приехали не за тридевять земель через пять границ, а из Рокурта, находящегося в трех километрах к северу от Rue de Derevation. Списав столь холодный, безразличный прием на огромную занятость секретариата, поголовно раскуривающего дешевые сигареты "Житан" и гонявшего по столу бумажные шарики, мы быстро, в углу заполнили необходимые документы, сдали их г-ну Беневинто, едва поднявшему на нас глаза и обратились к Патрику с ненавязчивым на наш взгляд вопросом.

- А где, собственно, легенда?
- Она будет в среду, - заявил он.
- То есть как в среду?!
- Не успели отпечатать...
        Если бы в Москве, вызванный по поводу внезапно сломавшегося унитаза из ДЭУ, "груженый" с утра водопроводчик заявил мне, что у него нет в наличии необходимой прокладки или отвертки, я бы не удивился и отнесся к данному обстоятельству с пониманием, но слышать нечто похожее из уст организаторов международного ралли с сорокапятилетними традициями, проводимого под патронажем Европарламента, было, по меньшей мере, странным. Сначала я хотел попробовать растолковать месье Жамэ, что четыре лишних дня, проведенных нами в Льеже требуют соответствующих расходов, а говоря проще - являются обычным "разводом на деньги", зря заплаченных за питание и рент тренировочной машины, но передумал и просто протянул ему специально припасенный пакет с водкой, икрой, матрешкой и прочими сувенирами.
- Понятно, это тебе...
- О! - Патрик тут же заглянул внутрь и, обнаружив в нем все желанное, знаком показал мне подождать. Через минуту он принес мне какие-то журналы на французском языке, в связи с нашим полным не "парле" пригодные разве что для нарезания на них помидоров, и гордо заявил:
- Free!
- Ну, за "Столичную" тоже платить не надо, - заметил я по-русски. - Ладно... Гуд бай! Подъезжай вечером водки выпить...
- ОК!
        Мы вышли с Нигаем в кафе при клубе, где несколько местных авто- или мотогонщиков дубасили с утра светлое пиво и по странной традиции говорили все одновременно и так громко, словно главным смыслом беседы являлось перекрикивание оппонентов. Попросив у барменши "ду кафе" и, усевшись за столик, мы принялись изучать патриковские журналы и обнаружили карту ралли с отмеченными на ней скоростными участками.
- Порядок! - заметил Сашка. - Завтра начнем.
        В этот момент, когда мы уже прикидывали наиболее целесообразный порядок прописывания "допов", к нам подошел Борода. Этот напыщенный, изнемогающий под гнетом собственного величия дедуган являлся в Оргкомитете начальником дистанции и переводчиком по совместительству. Он носил окладистую, похожую на совковую лопату бороду, маленькие квадратные очки и карманные часы с цепью. Из спрятанного в волосах рта, постоянно сосущего дешевую, тонкую, отвратительно воняющую сигару при редкой улыбке выглядывали только три сохранившихся зуба.
- Russie, - сказал борода, ткнув меня пальцем в грудь. - Opel Corsa!
- Да... - несколько смутившись от этакой беспардонности, ответил я.
- Вы знаете, что слики должны быть с протектором?!
        Году этак в девяносто четвертом мы приехали на ралли в Бельгию на совершенно "голых" сликах, в то время уже были запрещенных FIA. С тех пор Борода регулярно досаждал нам этим, хотя было ясно, что все давно изменилось. Кроме того, что в нем наиболее ярко проявлялась довольно смешная черта многих иностранцев - умение делать из ничтожной по нашим меркам проблемки этакую неразрешимую задачу, Борода был еще и тайным алкоголиком. По крайней мере, я не мог припомнить случая, чтобы он был абсолютно трезвым, а привозимую нами водку хлебал "на халяву" с такой яростью, будто ему дали на ее потребление пять минут, по истечении которых обещали бутылку отнять.
        Вообще, разговоры иностранцев о том, что все русские являются поголовными "синяками" и всей страной, спасаясь от "сушняка", толкутся по утрам у пивных ларьков и винных магазинов, может быть, и имеют под собой какую-то почву, но абсолютно нетерпимы в их устах. Мне доводилось видеть упившихся в полное дерьмо англичан, бельгийцев, немцев, шведов, французов, финнов, испанцев, негров и даже арабов. И пиво с утра они потребляли с отменным удовольствием. Особенно безудержно они глотали "огненную воду" бесплатно предоставленную простецкими, не имеющими задних мыслей русскими, при этом абсолютно не задумываясь об "алаверды".. Меня всегда удивляла врожденная не то жадность, не то расчетливость зарубежных коллег. За многие посещения закордонных ралли мы перевозили такое количество часов, икры, водки, матрешек, хохломских, гжельских и палехских изделий, павлово-посадских платков и жестовских подносов, не говоря уже о мелочевке, что всем этим можно было под завязку наполнить средних размеров магазин. Причем делалось это вовсе не из преследования каких-то меркантильных или корыстных интересов, а исключительно потому, что приехать с "пустыми руками" мы не могли и не можем на основании каких-то внутренних, врожденных, генетически заложенных чувств и убеждений. Иностранцы бойко расхватывали сувениры и подарки с видом полного удовлетворения и искренне благодарили, но я не помню случая, чтобы кто-то из них совершил какие-то ответные действия… И дело вовсе не в том, что я мучаюсь бессонницей и истекаю слюнями от желания получить в обмен на провезенную в недрах технички мимо алчных таможенников "поллитру" копию Эйфелевой башни или брюссельского "атома". Просто практикующаяся за кордоном "игра в одни ворота" наполняет меня чувством какой-то брезгливости. Согласен, что и среди "нашего брата" хватает уродов, ворующих кроссовки в супермаркетах и полотенца в отелях, выпрашивающих доллары, значки и жвачки, но это можно хоть как-то объяснить недостатками воспитания, "голодным детством" и прочерками в графе "культура"…
        Только некоторые американцы выпадают из этого удивительного списка, но за то бельгийцы и французы бесспорно делят в нем два первых места.
- Я слышал, вы пригласили Патрика вечером на рюмку водки, - хитроумно оголяя в противной улыбке недосмотры стоматологии, произнес Борода.
- Да, приезжайте…
- О'кей! - он радостно хлопнул меня по плечу и удалился в сторону оргкомитета.
        …"Что же изменилось в Бельгии?" - думал я, сидя в отведенной мне комнате в военной казарме и, оглядывая ее сверхскромное убранство, - железная солдатская кровать с двумя колючими, залатанными одеялами, металлический шкаф цвета "хаки", стул и умывальник с холодной водой, ледяной каменный пол, - "Ведь Бельгия нравилась мне больше других европейских стран? Разве раньше что-то было по-другому?". И вдруг, понял - было! Нет, Бельгия осталась той же - расчетливой, жадной и холодной, а вот мы сами - мы изменились и стали другими. Если несколько лет назад, приезжая сюда мы видели только хорошее, выгодно отличающее местную жизнь от российской действительности, восхищались чистотой, заваленными магазинами и спокойной, неторопливой организацией жизни, то сейчас эта эйфория прошла. Мы научились ценить себя, вдруг захотели, чтобы к нам относились не как к варварам, прибывшим из сибирских рудников, а как к вполне цивилизованным, нормальным людям. Мы стали замечать то, что долго бродило в подсознании, как нечто, не принимаемое нашим укладом жизни, но ранее скрытое шорами в наших непривычных к блеску богатства глазах.
        …На полу комнаты лежал лист бумаги, просунутый под дверь в мое отсутствие. Написано было по-английски:
        "Прошу Вас заплатить 250 BEF за проживание, а так же навестить начальника гарнизона, г-на Кормана". Подпись была неразборчивой. Я посмотрел на часы, пожал плечами по поводу переписки на площади в один гектар, сунул в пакет бутылку водки, пару сувениров и направился в сторону административного здания. В большом офисе за компьютерами сидели два клерка, которые при моем появлении едва подняли головы и процедили сквозь зубы стандартный "бонжур". Я молча протянул послание. Один из них, лысоватый, с надменной физиономией пробежал глазами листок и достал какой-то гроссбух.
- Вы не заплатили за проживание…
- Извините, я был занят днем, - я положил на стол деньги.
- Хорошо, - лысый показал интонацией, что разговор окончен.
- А пункт два? Где находится мистер Корман?
- Видите ли, - он недоуменно посмотрел на мои джинсы и рубашку с коротким рукавом. - Я думаю, что мистер Корман занят и не сможет вас принять. Это очень большой человек в нашем ведомстве.
- Мистер! - где-то внутри у меня внезапно проснулась какая-то страшная ярость, и злоба, размешанная в невесть откуда взявшейся желчи, вдруг разом хлынула в голову. - Пожалуйста проводите меня к вашему шефу, а уж он решит - сможет он или не сможет меня принять!
        Лысый посмотрел на меня странным взглядом, нехотя накинул пиджак и показал рукой на выход. Мы молча прошли в другой, красиво отделанный корпус и поднялись на второй этаж. Подойдя к большим, распахнутым дубовым дверям, клерк остановил меня и попытался пройти внутрь.
- Минуту! - я протянул ему свою визитную карточку.
- Не взглянув на нее, он с вдруг изменившимся, подобострастным лицом шагнул в святая святых.
        Через минуту двери распахнулись и седой, сухощавый человек выбежал в коридор с распростертыми объятиями.
- О! Рад Вас видеть! Проходите! - он пропустил меня в огромный кабинет и усадил в большое, мягкое кожаное кресло. - Кофе? Коньяк? Сигару?
- Кофе с молоком, пожалуйста…
        Корман жестко посмотрел на клерка и отдал короткое распоряжение. Тот почтительно поклонился и удалился.
- Это сувениры из России, - я поставил пакет на стол.
- О! Спасибо! Извините, мы ошиблись с выделением Вам жилья. Я сейчас распоряжусь перевести Вас в наши специальные апартаменты.
- Не стоит, я почти не бываю в номере. Меня все вполне устраивает.
        Мы уселись в кресла напротив, и Корман принялся расспрашивать меня о российских проблемах. У нас был одинаковый, почти "никакой" английский, и поэтому мы прекрасно понимали друг друга. Через несколько минут вошел клерк с подносом и, услужливо поставив его на стол, спросил разрешения удалиться. Корман небрежно махнул рукой.
- А тебе, лысый, - по-русски, улыбаясь и глядя в непонимающее лицо клерка, сказал я, - я телефон не скажу!
- Что-то необходимо? - тут же забеспокоился Корман.
- Нет-нет, никаких проблем. Так вот, относительно предстоящего у вас Чемпионата Европы по футболу…
- О, да! Это большая проблема!..
        ...Нет, Бельгия ни в чем не изменилась, просто ветер перемен дул не в ее пределах…

[Оглавление][Следующий рассказ]