Испания. Big Franklin

        Решение выступить на этапе Чемпионата Европы в Испании с самого начала рассматривалось всеми, как авантюра. Сумасшедшие по сложности горные ралли (почти 600 км, из них 350 - СУ) за две недели до решающих гонок в Италии, на которых определялся главный вопрос сезона - выигрыш европейского Челленджа - могли разом перечеркнуть все хорошее, что по крупицам собиралось по всей Европе в течение года. Забегая вперед, скажу, что по этому трагическому сценарию все, чуть было, и не произошло - разбитый о неприступную испанскую скалу Opel чудом удалось восстановить в Италии, - но плывя на пароме из Хельсинки в Травемюнде, пересекая Францию и даже подъезжая к испанскому Овьедо, мы находились во власти куда более оптимистических мыслей и надежд. Особый комфорт доставляло то обстоятельство, что высокое руководство, поелозив пальцем по карте Европы и, сложив на калькуляторе многие тысячи километров, которые предстояло тащиться на хвосте у технички до далекой Астурии, потом через всю Францию в Италию, а затем назад в Россию, наотрез отказалось от перспектив угробить себе печень и решило ждать нас в итальянском Чивидале, где, в зависимости от обстановки - или заявить – “ну, это вы молодцы, но главное - здесь", или (что впоследствии и произошло), с видом главного конструктора Prodrive осмотреть обломки "Опеля" и, сделав вывод, что превращение "надежды русского автоспорта" в груду металлолома произошло исключительно в результате нашей самодеятельности и отсутствия надлежащего контроля с их стороны - торжественно возвести нас на эшафот. Справедливости ради надо сказать, что немыслимое количество руководителей разного уровня, слетевшееся в Италию, наоравшись сначала на нас до полной потери голоса, нашло в себе силы делать все возможное (главным образом - не мешало), чтобы мы нормально выступили в решающих гонках...

        Впрочем, я уже забежал на месяц вперед, а пока мы затаскивали прицеп с "Опелем" в Перинеи и любовались изумительными горными пейзажами, относительно которых, обладающий писсемистическим юмором Сашка, сказал: "через месяц, мы будем кричать - ура, равнина!". Как оказалось, в этой шутке была очень большая доля правды - когда спустя четыре с половиной недели мы преодолели многочисленные горные туннели Северной Италии и Австрии и спустились, наконец, с гор - именно эти слова и были произнесены. Не рискую спорить с В,Высоцким, что "лучше гор могут быть только горы", но, видимо - это удел альпинистов, а не автогонщиков...

        ... Организаторы ралли "Principe de Asturias" поселили нас в маленькой гостиничке с каким-то морским названием в небольшом горном городке Вилавикоза, где никто не говорил по-английски, магазины закрывались "на обед" с 13 до 17, горничные во время уборки номеров с ужасом разглядывали электроплитку, на которой экономные механики варили обед и ужин, а развернутые во дворе ремнотно-подготовительные работы собирали толпы зевак, что-то подсказывающих на режущем слух испанском. Жизнь этого провинциального захолустья вызывала ассоциации с дон Кихотом, пытавшимся разорить испанскую хлебопекарную промышленность и Колумбом, умудрившимся спутать Америку с Индией, а никак не с Веласкесом или Альбенисом... Несомненными плюсами нашего пребывания в Вилавикозе являлись ее непосредственное нахождение на трассе ралли, что было удобно в тренировочном плане, и близость Бискайского залива, куда мы периодически опускали свои изможденные тела под пристальными взорами местных жителей, передвигающихся, ввиду окончания купального сезона, по пляжу в пальто... Впрочем и оазис местной цивилизации - Овьедо, несмотря на обилие парков и памятников архитектуры, среди которых выделялась фундаментальностью скульптура "Материнство", изображающая сидящую женщину, размерами и мускулатурой удивительно напоминавшую "колхозницу" Мухиной, - сильно отличался от французских, английских или бельгийских городов - и проступающей из углов бедностью, и какой-то угрюмостью населения, и явным запозданием прибытия в эти места прогресса и эволюции...

        Однажды утром я печально констатировал, что в бюджете экипажа, после покупки новых омологированных ремней безопасности и одного комбинезона, окончательно закончились песеты. Необходимость съездить в Овьедо, чтобы посетить автомобильный клуб в связи с этим оказалась, как нельзя, кстати, так как местные вилавикозские банки, удивительно напоминавшие скромностью убранства родные сберкассы, отличались маниакальной любовью к испанским деньгам, отчего курс доллара в них напоминал наш кровный рубль в период очередного кризиса. Я достал из бумажника только что введенные американцами в эксплуатацию новые сотенные купюры, бегло подсчитал, что обмен ста долларов должен нам обеспечить сносное существование в течение пары ближайших дней, сообщил Сашке, что тренироваться поедем после обеда и отправился в Овьедо. Побывав в клубе, я убедился, что никаких изменений по трассе нет, получил стартовые номера и рекламу и, узнав у секретарши президента клуба Оливии (единственной, кто говорил по-английски!) адрес ближайшего приличного банка, вышел на улицу и бодро зашагал в нужном направлении. Банк оказался маленьким и безлюдным. Найдя клерка, который занимался обменом валюты и, на удивление, смог произнести "yes" на мой вопрос о владении английским, я достал из кармана видавший виды потрепанный паспорт и, сунув в него "сотенную", переправил через стойку. Худенький клерк в очках с дежурной улыбкой принял мои документы, но когда он развернул паспорт его лицо вдруг перекосилось от удивления, сменившегося каким-то страхом, выражавшемся в дрожании рук и покраснении физиономии. Думая, что он впервые держит в руках "краснокожую паспортину" , я с удовольствием вспомнил Маяковского - "берет как бомбу, берет как ежа, как бритву обоюдоострую" - и проникся глубочайшей гордостью за свою великую державу, умудряющейся даже в нынешнем положении нагнать страха на чужестранцев. Однако, присмотревшись, я обнаружил, что клерк держит в руках не мой паспорт, а деньги. Он пристально вглядывался в еще пахнущую краской новую американскую купюру и подозрительно сопел. Наконец, налюбовавшись изображением и, видимо, переведя сообщение "hundred dollars", он поднял на меня совершенно ошалевший взор и выдавил - "big"! "Что " биг", - не понял я? "Big Franklin..." - заикаясь сообщил клерк. Несмотря на мое уважение к американским президентам в целом и к г-ну Франклину, в частности, я не считал, что он более "big", чем Линкольн или Рузвельт. Кроме того, мой слабый английский позволял мне перевести это слово и как "большой", и как "великий", и как "выдающийся", но в любом случае мне показалось странным, что едва завидев портрет заокеанского президента, местные клерки впадают в такой умопомрачительный экстаз. И тут мой собеседник, открыл мой паспорт и начал быстро и непонятно говорить. Из его сбивчивого монолога, состоящего из смеси английского с испанским, я понял следующее: он много читал в прессе и смотрел по телевизору о том, что русские любят подделывать доллары. Но он крайне удивлен, что в такой большой стране умудряются печатать фальшивые деньги, не зная как выглядят настоящие! С этими словами он достал из стола старую стодоллароую купюру и продемонстрировал ее, как образец полиграфической подлинности и финансового целомудрия, добавив, что он предлагает мне оставаться на месте до прибытия полиции.
"Little Franklin!" - радостно заключил он, тыкая пальцем в устаревшее изображение многострадального президента. Сдерживая смех, я попросил его до начала волнующей процедуры моего ареста и препровождения в местную каталажку, проконсультироваться с более опытными коллегами относительно размеров товарища Франклина, так как в России, не в упрек испанским банковским служащим, любой ученик первого класса знал об изменении вида стодолларовых бумажек за квартал до их появления и за полугодие до изучения букваря. Мои уговоры возымели действие, и по призыву клерка был созван целый консилиум, в котором приняли участие, по-видимому, все работники учреждения. К счастью, некоторые из них слышали о введении в далеких США новых денег и после консультаций по телефону и многократного засовывания сомнительной купюры в проверочный аппарат и мазания его карандашами, несчастный Франклин был признан годным к эксплуатации и, после кратких извинений, мне, наконец-то, торжественно вручили долгожданный песетовый эквивалент.

        Уже в горах, остановившись у магазина и покупая продукты, я вдруг вспомнил лицо клерка и на меня напал смех, граничащий с истерикой. Испугавшаяся продавщица сбегала за стаканом воды и, отпаивая меня, что-то спрашивала по-испанскими, а я, давясь водой, продолжал смеяться и повторять "big Franklin, big Franklin..."

[Оглавление][Следующий рассказ]