Пятница, 13-е

        Глеб Афанасьевич Волков верил в приметы. Не то, чтобы он был сильно верующим или очень мнительным, но никакая сила не могла его заставить вернуться домой с полдороги или переступить траекторию, начерченную хвостом черного, как смоль, соседского кота Барсика.

        Глеб был исправным мужиком, уважаемым в поселке и соседних деревнях. Когда бывшее начальство начало распродавать колхоз, Волков живо смекнул, что если он сам не позаботится о себе, то настанет день, когда есть придется пустые щи из капустных листьев. По-дешевке он прикупил телку, спасшуюся таким образом от гибели на мясокомбинате, куда отправили все колхозное стадо, заодно разорив и некогда капитальные, крепкие колхозные коровники. Взял Волков в аренду и знатный надел земли, выкупил за бесценок свой трактор «Беларусь» с телегой, плугом и другим навесом. Пока мужики у магазина заливали безделье водкой и строили страшные перспективы сельскому хозяйству, Глеб с сыном Иваном навалился на свои новые угодья, а позже обзавелись и пасекой, проданной с молотка спившимся пчеловодом Митькой. Дела у Волковых пошли на лад. Через три года, продав очередной урожай, родившегося бычка, да знатно подхалтурив в лесничестве, они купили «Газель» и сделали ремонт в глебовом доме, а весной собирались обшить и избу Ивана.

        Глебу шел шестьдесят первый год. Мужик он был крепкий, кряжистый, рукастый. Никогда не отказывал соседям, но терпеть не мог бездельников и пустобрехов.

- Погоди, Афанасич, - подтрунивали над ним поддатые мужики у сельмага. - Советская Власть по-новой придет, ужо мы тебя раскулачим!
- Это вы могете! Только не в радость вам будет чужое добро - в три дня пропьете и на похмел не оставите. Чем ханью глазищи наполнять, лучше бы работу нашли какую-никакую…, - ворчал Глеб в ответ, но в глубине его души что-то начинало скрести и ныть - а,ну, как взаправду?

        Назад в Советскую Власть Волкову не хотелось, хотя и при коммунистах жил он неплохо, крепко, вырастил справных сыновей, а теперь уже и с внуками в свободное время нянчился. Особенно он любил старшего - одиннадцатилетнего иванового Петьку. Смышленый рос пацан, учился хорошо, собак не гонял…

- А что дед? - спрашивал Петька. - Не пора ли тебе компьютер заводить?
- На хрена он мне? Я к этой технике не знаю с какой стороны подойтить-то. Вот кабы трактор новый, а то у нашего дизелек-то подсаживается!
- Ух, дед, ты и темный! Будешь по Интернету с американскими фермерами переговариваться. Опытом обмениваться…
- Да иди ты! - отмахивался Волков. - Это уж вы будете со своими комп… коп… Тьфу, не выговоришь! А мы и по-старинке неплохо батрачим!
- А, ну тебя…- махал рукой Петька, показываю полную безнадежность эволюции дедовского технического прогресса. - Не хочешь ты учиться!
- Чего?! Мне до выхода рукой подать, а он меня учить задумал! Сам вон лучше зубри уроки побольше, а то вечно с отцом на «Газели» мотаешься… Неужто тоже хочешь всю жизнь, как мы, спину гнуть?

        Петька любил подтрунивать над дедом, но тот не обижался, а отмахиваясь от нападок внука, нет-нет, да и выискивал для себя кое-что интересное. Как-то Петька, знавший, что дед верит в приметы завел с ним такой разговор.

- А почему ты тринадцатое число не любишь?
- Чертова дюжина. Никогда в этот день ничего путного не получается…
- А знаешь, дед, что просто «тринадцатое» - это полбеды! А вот, когда тринадцатое на пятницу приходится - это вообще трагедия!
- Не один ли черт? Пятница, суббота?
- Слушай, дед! Отец уж год, как купил видешник. Ну, зайди ты хоть раз, посмотри кино! Есть такой фильм «Пятница, тринадцатое» - там по этим дням такое происходит! Так что, когда вторник - это чепуха…
- Недосуг мне, Петр, кина разглядывать… Это у них, у мериканцев - пятница, а у нас - без разницы…
- Ну-ну, - многозначительно покачал головой Петька. - Смотри, дед.

        Глеб запомнил этот разговор. Как-то, сидя в бане с Иваном и попивая после жгучей парной пиво, он спросил.

- Слышь, Иван! Тут мне Петька давеча говорил, что есть у тебя кино в ящике, в котором будто бы показывают, что ежели тринадцатое число приходится на пятницу -смерть что происходит?
- Фу, ты! Петька тебя раззадоривает, а ты слушаешь! Фигня это все, на постном масле. И вообще, отец, ты же настоящий фермер! Пора бы уже глупости свои с приметами из головы выкинуть!
- … Глупости… Ничего не глупости, - сказал Глеб. - А, что вам молодым говорить!. - Он махнул рукой и пошел мыться…

        Глеб проснулся от того, что почувствовал страшный холод в ногах. Высунув из под ватного, лоскутного одеяла нос, он увидел свои пятки, торчащие из-под другого края и тут сообразил, что в избе стоит мороз. Вскочив, он кинулся к входной двери. Она была распахнута настежь и стоявшая февральская стужа быстро выхолаживала избу. «Вот ведь, Катерина! Не притворила!» - подумал Глеб и, ежась от мороза, закрыл дверь и принялся растапливать печь. Сухие березовые поленья, нанесенные в дом заблаговременно, взялись в «голландке» разом - вторую, русскую, Волковы топили редко, по праздникам, когда Катерина, жена Глеба, пекла пироги или готовила большое застолье. Волков сунул ноги в серые, огромные валенки, накинул на плечи телогрейку и прошел на кухню. Включив электроплитку, он поставил чайник, наполненный ледяной, колодезной водой и подошел к отрывному календарю, чтобы проделать ежедневный утренний обряд - «сменить день», как говорила Катерина. Оторвав листок, Волков взглянул на число и почувствовал, как засосало под ложечкой. «13 февраля 1998 года. Пятница» значилось на маленьком сероватом прямоугольнике. В душе Глеба что-то екнуло и застыло. Он стоял, как изваяние, в трусах и валенках на студеной кухне и не отрываясь смотрел на календарь.

- Чего ты стоишь, как пень? - напустилась на него вошедшая Катерина. - Давай, умывайся, пей чай, да, поедем!
- Вот ведь… - промямлил Глеб указывая на календарь. - Куда поедем?
- И что? - взглянув на число, сказала жена. - Седьмой десяток мужику, а он в глупости верит! Куда! Договорились же - в район поедем, сервант покупать… Аль забыл? Иван присмотрел на той неделе, недорого… Давай, собирайся.
- Ой, Катя! Может завтра? День-то больно нехороший…
- Да, иди ты! Завтра дел полно. Пей, говорю, чай и поедем!

        Волков знал, что спорить с Катериной было бесполезно. Он вздохнул, оделся и отправился во двор заводить «Газель». На улице стояла настоящая февральская стужа. Масло в картере замерзло насмерть и Глеб, кряхтя, полез под машину с паяльной лампой. Через полчаса ему удалось запустить двигатель. Окоченевший от холода, он вернулся в избу, где Катерина уже заварила чай и нажарила яичницу, благо куры у Волковых неслись круглый год. Ковыряя вилкой в тарелке, Глеб лихорадочно выдумывал повод, чтобы отказаться от поездки, но кроме «пятницы, тринадцатого» в голову ничего путного не лезло. Похлебав для виду чая, он вздохнул, накинул полушубок и пошел в сени.

- Деньги не забудь, - кинул он Катерине.
- Да, уж как-нибудь разберусь! - раздалось из комнаты.

        Дороги в райцентр было километров пятьдесят. Узкий ледяной тракт шел лесом. Деревья засеребренные морозным инеем стояли вдоль обочины сказочными шеренгами. Глеб неторопливо вел машину, любовался лесом и встающим прямо по курсу поздним зимним солнцем.

- Красота-то какая! - словно чувствуя его мысли сказала Катерина. - Но весны хочется, все равно… Так и живем, зима - лето, года нету… Эх, вернуть-бы десятка три годков!
- Да, ладно, поживем еще, мать! Сыновей вырастили, внуки есть, хозяйство держим. Вроде путем все, а?
- Да, но молодости хочется. А то прошла как-то вся в суете - на коровнике, да в огороде. Оглядываешься, а помянуть-то толком нечего… Вроде сейчас и жить-то начали, а не поздно ли?
- Жить никогда не поздно…

        Волков хорошо знал дорогу к магазину. Тот находился на отшибе, в захолустье. Раньше в этом доме был какой-то склад, но лет пять назад его купили бойкие коммерсанты и открыли торговлю мебелью. Мебель у них была неплохая и довольно дешевая.
        Припарковав «Газель» Волковы робко зашли в магазин, где их встретили двое рослых молодых ребят.

- Здрасьте! - сказал один из них, коротко стриженый с бычьей шеей. - Чего желаете в столь ранний час?
- Да вот… - растерянно начал Глеб.
- Сервант наш сын присмотрел за два миллиона старыми, - перебила его Катерина. - Да, вот тот, небось!
- А, да! Один парень был на этой неделе! - произнес второй. - Сказал, - мне нравится, но пусть родители сами решают. Да, этот он и смотрел! - продавец указал на тот же, что и Катерина темный сервант, стоящий в глубине зала. - Пройдите!

        Пока Катерина с одним из продавцов открывали и закрывали стеклянные и деревянные дверцы, Глеб рассеянно смотрел по сторонам и думал о чем-то своем.

- Берем. Мне нравится… Как, отец? - услышал он сквозь свои мысли голос жены.
- А? Конечно, раз тебе нравится…
- Куда доставлять? - спросил стриженый.
- Так у нас «Газель» тут. Только вот грузить…
- Все погрузим! Сами соберете или возьмете уже собранный?
- Нет. Собранный не надо… Побьем в дороге.
- Подгоняйте тогда машину ко входу задом и ждите. Сейчас вынесем.
- Давай, Глеб! Я пока заплачу. - Катерина полезла за кошельком.

        Волков развернул “Газель” и ловко подогнав к дверям, откинул задний борт и поднял тент. Он не стал садиться в кабину, а достал “беломорину” и, закурив, стал ждать продавцов и Катерину. Внезапно он почувствовал, как кто-то легко тронул его за плечо. Обернувшись Глеб увидел двух молодых ребят в легких, не по морозу, куртках и без шапок. Их припухшие лица, свидетельствовали о тяжелом состоянии внутренностей и души.

- Мебель покупаешь, батя? - спросил один, высокий и худой.
- Да, вот сервант берем… - улыбнулся Глеб.
- Дорогой, небось?
- Овес, нынче дорог…
- Поделился бы, хозяин, - зло произнес второй и сделал шаг к Волкову.
- Чем? - удивился Глеб, еще не понимая до конца, что происходит.
- Бабками, гони лимон, старый хрен, быстро, - высокий выхватил из кармана нож и не поднимая руки стал приближаться с Волкову.

        Сердце заколотилось в висках Глеба, и перед глазами поплыл туман. Сквозь его завесу он даже толком не видел, как вышедший из магазина стриженый продавец, мгновенно оценив ситуацию, поставил на землю упакованную в картон панель серванта и прыжком подскочил к длинному. Тот едва успел повернуться, когда здоровенный кулак, прочертив в воздухе полукруг врезался ему в лицо. Длинный, как подкошенный рухнул на снег, поливая его белизну хлынувшей из носа и разбитых губ кровью. Нож отлетел в сторону. Второй грабитель, верно оценив ситуацию, бросился было наутек, но ему наперерез уже мчался второй продавец. Нагнав беглеца, он завалил его в снег и принялся колотить по голове.

- Вот кто тут у нас клиентов распугивает! - поднимая из сугроба длинного, сказал стриженый. - Если еще раз увидим - хана! Понял?

        Оглушенный парень, только мычал, вытирая руками льющуюся кровь. Стриженый отпустил его, и он пустился бежать по утоптанной тропинке. За ним припустился и его напарник, отпущенный, наконец-то, вторым продавцом.

- Вот, суки! - стриженый поднял нож и закинул его далеко в снег. - Испугался, батя?
- Оробел, конечно… Может их в милицию надо?
- Ну, еще чего… Мы тут сами милиция. Разберемся. Извини, отец. - второй продавец похлопал Глеба по плечу и принялся укладывать принесенные панели в грузовик.
- Ну, как дела? - спросила появившаяся из дверей Катерина.
- Нормально… - выдавил Глеб и полез в кабину.

        Обратно Волков ехал быстро.

- Ты чего гонишь? - спросила Катерина..
- Домой хочу. Плохой сегодня день…
- Ой, хватит уже. Заладил! Какой хороший сервант купили! И продавцы такие ребята хорошие - прям все-все мне рассказали! Приятные очень.
- Да, уж…
- Ты не «ужкай», а езжай тише. Лед сплошной на дороге…

        … «ЗиЛ», вылезший на обгон «КАМАЗа» с полуприцепом, Глеб увидел вовремя, но то, что тот «не успевает», он понял, когда до встречного бампера оставалось несколько десятков метров. Нога судорожно впилась в тормоз, «Газель» встала в юз и неуправляемо покатилась навстречу бело-голубой «зиловской» морде. Глеб крутанул руля вправо, пытаясь уйти от лобового столкновения, но «Газель» продолжала скользить по прямой. Он не слышал истошного катерининого крика «Ой, мама!», а в голову только впилась короткая мысль : «все, конец!». Перед самым носом «ЗиЛа», когда Волков уже вжался в сиденье, приготовившись к страшному удару и безвольно расслабился, «Газель» вдруг зацепилась какими-то колесами за небольшой участок асфальта и ее резко кинуло на обочину. «ЗиЛ» пронесся в миллиметрах от левого борта, отломив «газелевское» зеркало и чиркнув металлом по деревянному борту. «Газель» раскрутилась в обратную сторону, вылетела вновь с обочины на дорогу, развернулась и встала поперек опустевшего шоссе. Двигатель заглох. Глеб дрожащими пальцами повернул ключ и, заведя машину, съехал на обочину.

- Вот ведь надо… - сказал он, вытирая холодный пот со лба. - Зеркало оторвал, супостат…
- Какое зеркало?! - простонала с правого сиденья Катерина. - С того света, считай, вернулись…
- Говорил тебе. День такой, сегодня…
- Поехали что ли, Глебушка. Может и впрямь, не стоило ездить, раз ты сомневался.

        При въезде в поселок Глеб свернул к магазину.

- Ты чего? Курево что ли кончилось?
- Пива возьму. В баню хочется. Чешется все, с нервов, наверное…
- Холодно… Топить-то часов пять надо.
- Ничего, к вечеру нагреется.

        Глеб зашел в магазин и обратился к краснолицей толстой продавщице по прозвищу Бобариха.

- Дай пивка. Бутылки три. Вон того - “Балтики”.
- Слышь, Афанасич! На тебе лица нет! Случилось чего? - Бобариха выставила на прилавок пиво.
- Да, так, день какой-то нехороший…
- А ты водочки возьми, полегчает. Чай не сопьешься! Ты ж мужик умеренный.
- Нет, не буду… - Глеб расплатился, ухватил бутылки за горлышки между крепких, натруженных пальцев и толкнул плечом дверь магазина..

        Подходя к “Газели”, он вдруг ступил на лед, ноги разъехались и Глеб, не удержав равновесия шмякнулся навзничь. Бабахнуло разбившееся пиво и чем-то сильно резануло руку в запястье. “Фу, ты черт!” - ругнулся Глеб, сидя на снегу и разглядывая руку, разрезанную стеклом. Черная, густая кровь лилась на полушубок.

- Ох, ты Господи! - выскочила из машины Катерина. - Что ж так не везет-то сегодня! Порезался, да как сильно!

        Она проворно скинула шубейку и оторвала рукав от своей хлопчатобумажной кофточки. Быстро и крепко завязала Глебу кисть. Повязка быстро набухла от крови.

- Может в больницу, отец?
- Да, ладно… Поедем домой скорее.
- А рулить-то сможешь?
- Доедем, как-нибудь… Здесь недалече.

        Дома Катерина обработала рану и сделала хорошую повязку. Кровь уже свернулась, но руку слегка саднило.

- Может не пойдешь в баню-то?
- Пойду. День проклятый, хочется его как бы отмыть. Пойду топить, да воды натаскаю.

        …Баня истопилась только к десяти вечера. Днем Глеб собрал сервант. Крутить отвертку одной рукой было несподручно, но все же к вечеру желанная мебель встала на свое место в гостиной. Глеб с Катериной сели на диван напротив серванта и любуясь им, как произведением искусства гордо молчали.

- Ладно, собери бельишко, истопилась поди, - наконец сказал Глеб.
- Уж одиннадцатый час! Ты давай недолго…
- Ладно.

        Глеб зашел в сарай и выбрал густой березовый веник. Баня согрелась на славу. Поддавая пару и хлеща по еще крепкому, закаленному телу веником, Глеб чувствовал, как тревога сегодняшнего, непутевого дня исчезает из души, наполняя ее какой-то радостью и желанием. «Еще разок схожу, окунусь в снежок, сполоснусь и домой. Чаю хочется крепкого» - Волков вновь зашел в парилку. Распарившись, он выскочил в предбанник и пока засовывал горящие ноги в валенки взглянул на стоящий на полке будильник. Он показывал без пяти двенадцать.
        «А ведь кончился этот проклятый день!» - с удовольствием подумал Глеб выбегая голышом на улицу и с размаху падая в метровый, белоснежно чистый сугроб. Снег впился в его разгоряченное тело тонкими иголками и, казалось, начал таять и шипеть на коже. Глеб вскочил и пошел назад к бане, растирая снег по груди и плечам, но вдруг почувствовал, что одна иголка не ушла прочь из тела, а засела в груди и начала с силой и болью проникать внутрь. Дойдя до сердца, она на секунду остановилась и вдруг, превратившись из иглы в остро отточенную «финку», с силой, словно с размаха, холодная и неумолимая проткнула предсердие и застряла в нем неумолимой стальной занозой.
        Глеб хватанул ртом воздуха, покачнулся и рухнул замертво на пороге.
        В доме старинные часы пробили полночь, начался другой день…

[Оглавление][Следующий рассказ]