![[Оглавление]](images/lit-mainindex.jpg)
Пять литров моторного масла
(новогодняя сказка)
Мне захотелось написать новогоднюю сказку. Должно же в жизни хоть иногда быть что-то светлое, кроме того, что мы имеем... И Новый год, а тем более 2000-й, лучший повод думать и мечтать о хорошем... Последнюю часть этой истории, на которую меня натолкнул, как ни странно... О'Генри, вы прочитаете 31 декабря. Я надеюсь, что финал доставит вам предновогоднюю радость, и, может быть, поднимая бокалы с шампанским, вы вспомните эту историю о... Впрочем, не будем спешить...
Часть IВениамин Викторович Евграфов, заместитель генерального директора по персоналу, безопасности и рекламе компании «Автобан», владеющей салонами по продаже машин, магазинами запчастей, станциями техоблуживания и бензоколонками, погасил сигарету в большой, сделанной из прозрачного зеленого стекла пепельнице и нажал на кнопку селектора, расположенного на боковом столе.
Евгафову на вид было под пятьдесят. Он был невысокого роста, немного полноват, с крупной головой, зачесанными назад, по "партийному" седыми волосами, открывавшими и подчеркивающими высокий, прорезанный тремя параллельными морщинами лоб. Смотревшие из-под пушистых белесых бровей, сдвинутые к переносице серые, холодные глаза наводили на мысль о рассудительности, незаурядном уме и взвешенности в принимаемых решениях. Евграфов отличался довольно мрачным, жестким характером, пунктуальностью и придирчивостью. Его настроение не зависело от внешних факторов. Он был всегда предельно спокоен, уверен в правоте своих действий и упрям в безоговорочном исполнении намеченного. В кулуарах компании он с чьей-то легкой руки получил прозвище «Коржаков», и хотя внешне мало напоминал президентского «охранника», но это имя прилипло к нему намертво.
Евграфов, разведя в стороны короткие руки, потянулся, устало поднялся с большого вращающегося черного кожаного кресла и в развалку, задумчиво прошелся по огромному кабинету. Он никак не мог понять, почему шеф так внезапно прервал свой отдых, первый полноценный отпуск за четыре последних года и решил вернуться. Вчерашний телефонный звонок с Мальты, где директор «Автобана» неделю назад уединился на купленной компанией в прошлом году недорогой, но весьма респектабельной вилле был кратким, и дал не столько информации, сколько загадок.
Теперь замдиректора ломал голову над причинами столь неожиданного возвращения руководителя и не находил для этого сколько-нибудь серьезного повода. Дела компании шли как никогда хорошо и у прекрасно владеющего ситуацией шефа в этом смысле вряд ли были какие-то основания для беспокойства. Впрочем, директор обладал уникальной способностью, просто собачьим чутьем на малейшие предпосылки к изменению конъюктуры, дополненные громадными возможностями по получению различной информации из самых проверенных, высокопоставленных источников, и, возможно, знал нечто большее. Именно эти его качества в свое время определили стремительный взлет «Автобана», когда компания своими решениями и действиями, порой похожими на безумие, на шаг опережала конкурентов перед очередными кризисами, а затем, методично и выборочно подбирая «обломки», «всасывала» их в себя, разрасталась и монополизировала все новые и новые направления в региональном автобизнесе, превращаясь в имерического монстра, который уже не был «подконтролен» ни власти, ни богу, ни черту. Умная, дипломатично и целенаправленно ведущаяся политика директора и четкая работа тщательно подобранной, профессиональной команды руководителей, умевших тонко решать, как кадровые, так и экономические вопросы, обходить острые углы, не лезущих напролом и не старавшихся захватить пространства и ресурсов больше, чем было необходимо для нормально развивающегося бизнеса, дающего не сиюминутную «черную» сверхприбыль, а стабильный, «железный» доход, постепенно превращала «Автобан» в практически неприступную крепость, неподвластную внешним потрясениям и воздействиям.
Вениамин Викторович попал в «Автобан», вообщем-то, по воле случая. Он работал заместителем начальника областного управления уголовного розыска, где отслужил заветную «двадцатку», позволявшую уйти на пенсию «по выслуге лет». Между тем, слово «пенсионер» было неприменимо к полному сил и энергии, властному, умному, хитрому, умевшему выстраивать головокружительные комбинации и интриги человеку, всю жизнь проведшему «на грани», разделявшей криминальные структуры с правоохранительными органами. Поэтому, он продолжал верой и правдой служить идее, подавляя в себе непринятие того, что некогда могучая служба под влиянием новой, маловразумительной в его понимании политики и развития какой-то странной демократии, начинает постепенно, но неуклонно приобретать черты полукриминальной структуры, теряет агентуру и другие источники информации, все больше использует неприемлемые ранее методы раскрытия преступлений, укрывательство и покрывательство, «сажает мелочевку», позволяя гулять на свободе целым преступным сообществам, выступает «крышей» сомнительных, да и откровенно «бандитских» контор. По натуре честный и преданный делу Евграфов, с ужасом взирая на самоуверенных, молоденьких «оперов» с сотовыми телефонами в кармане и «джипами» на паркинге, но не в силах противостоять захлестывающей волне коррупции и откровенной «работе на себя», начал подумывать о «выходе на свободу» и принялся готовить себе «запасной аэродром». Тут-то он, через своего прежнего подчиненного, ушедшего из органов год назад, и познакомился с руководителем, набирающего обороты «Автобана», скрупулезно подыскивающего себе заместителя по «внутренним делам». Обладавший исключительным, врожденным «чутьем» на людей директор быстро разобрался, что Евграфов высококвалифицированный профессионал и, к тому же, человек, не способный к предательству. Эти качества предопределили его выбор.
Вениамин Викторович, получив конкретное предложение, сначала сомневался, ибо рассматривать свою жизнь вне уголовного розыска он мог только теоретически, но когда была названа сумма месячного заработка и определен четкий, конкретный круг обязанностей с полной поддержкой в финансировании и руководстве, он неделю помаялся, провел несколько бессонных ночей и… согласился.
Несмотря на специфическое отношение к жизни Евграфову понравилось работать в компании, но сохраняя природную мнительность и осторожность, он часто со страхом думал о возможности внезапных катаклизмов, хотя более, чем кто-то другой реально знал истинное положение дел, не вызывающих в обозримом будущем даже малейших поводов для беспокойства. Он достаточно хорошо изучил характер и повадки директора и, поэтому, данный случай был просто необъяснимым и сильно взволновал Вениамина Викторовича именно своей внутренней неизвестностью. Предчувствуя какой-то внутренний подтекст, он даже не подчинился приказу шефа явиться без охраны, хотя в нынешней ситуации опасаться чего-либо было также смешно, как ожидать высадки военного десанта Берега Слоновой Кости на побережье Флориды.
Находясь под впечатлением выдвигаемых им самим версий, Евграфов механически надел висевший на спинке кресла дорогой пиджак, вышел в приемную и, на ходу кинув вскочившей со стула молоденькой вышколенной секретарше: «буду вечером», спустился во внутренний двор. Напротив выхода бок о бок стояли черные, наглухо затонированные Lincoln Town Car и Lincoln Navigator. Несмотря на то, что «Автобан» продавал и чинил по большей части немецкие, японские и отечественные машины, шеф страдал какой-то странной, чуть ли не маниакальной любовью именно к американским автомобилям. Впрочем, на личном транспорте и собственном быте директор абсолютно не был зациклен, относился к ним, скорее, как к вынужденной необходимости, предпочитая не роскошное, а добротное и удобное. Около машин напряженно топтались трое крепких, «с иголочки» одетых в черные куртки ребят с суровыми, решительными лицами. Едва завидев Евграфова они замерли «по стойке смирно», что выдавало в них военную школу, и по его чуть заметному движению быстро, но без суеты расположились в «навигаторе», где за рулем уже сидел угрюмого вида сосредоточенный водитель.
Вообще, организация охраны была гордостью Вениамина Викторовича. Это он, три года назад, сумел убедить бесшабашного в этом отношении шефа о необходимости не просто содержания в компании штата необученных и безответственных вахтеров, а о создании серьезной, квалифицированной службы, выполняющей не только и не столько функции персональной охраны руководителей и многочисленных объектов, сколько занимающейся «активной безопасностью», связанной с неусыпным, превентивным контролем за любыми предпосылками к изменению обстановки и конъюктуры, анализом возможностей возникновения опасности и упреждающими действиями по ее ликвидации.
Для этого «контора» Евграфова пользовалась многочисленными, проверенными и эффективными средствами - разведывательными, силовыми, техническими, агентурными и информационными. Не жалея средств на переманивание и достойное материальное содержание профессионалов из валящихся на бок силовых структур, их техническое оснащение, постоянное поддержание формы и боеготовности, Евграфову удалось «погрузить» «Автобан» в практически непроницаемую оболочку, строго следящую за малейшим движением мало-мальски потенциальных оппонентов и пресекающую любые попытки, да что там - задумки неадекватных поползновений с их стороны. По-началу, пара-тройка неумелых, авантюрных наскоков на автосервисы и АЗС «братвы» были столь непринужденно и жестоко подавлены пришедшими в службу бывшими «спецами» и омоновцами, что «крестные отцы местного разлива» быстро сориентировались в обстановке и в дальнейшем претендовали, максимум, на внеочередное, но далеко не бесплатное обслуживание своих «бимеров» и «мерсов». Причем, со всеми потенциальными «покровителями» люди Евграфова «разбирались» разными методами, не давая возможности изучить свой опыт и нанести превентивные удары. Так, если банду отмороженного «законника» Хриплого «привели в чувство» сугубо прямолинейным способом - сделали парализованными инвалидами тройку «братанов», а самому предводителю, привязав его дряблое от постоянного употребления кокаина тело в весеннем лесу к мокрой березе и засунув в рот холодную, бессердечную РГ-19, дотошно объяснили ошибки в планировании деятельности в области рэкета, то у хитрющего и жестокого «интеллектуала» Бриллианта, владельца нескольких АЗС и несогласного с появлением на «ранке сбыта» новой крепкой структуры, попросту выкупили всех покровителей и так крепко столкнули лбами с «заряженными» РУБОПом и налоговой полицией, что для него стало главным хотя бы не потерять имеющееся. Затем умелая работа «спецов» перебросилась и на более дееспособный, «проморгавший» появление серьезной структуры «крупняк».
Поприжатые, кто на «компре», кто на задокументированных «левых финансах» конкуренты с опозданием признали свое «фиаско» и разумно предпочли «не дергаться» в сторону упущенной из поля зрения сильно организованной структуры, оставив ее, по сути, «вне закона». Позже Евграфову удалось реализовать и совсем «шикарный» проект: время от времени определенная криминальная информация, получаемая через свою агентурную сеть, аккуратно, через посредников, сдавалась» в правоохранительные органы, возвращаясь оттуда, во-первых, большими проблемами неугодных и возомнивших о себе невесть что конкурентов, а, во-вторых, создавая дополнительную, государственную «крышу», ибо «ведомства в погонах» были кровно заинтересованы в таком могучем помощнике и, в случае чего, стояли за него горой. В некоторых, особенно областных отделениях Евграфову и вовсе удалось привлечь для работы милицейские подразделения, которые официально финансировались из местного бюджета, целиком содержащегося балансом «Автобана». Впрочем, шеф, изучая расходные статьи, частенько выговаривал Евграфову неудовольствие по поводу больших затрат на содержание службы безопасности, но тот легко отбивал эти атаки.
Евграфов разместился на заднем сиденье «таун кара» и произнес:
Машина плавно, бесшумно тронулась и, проехав сквозь автоматически открывшиеся ворота, повернула направо на широкую магистраль. За ней, в трех метрах позади и на четверть ряда левее следовал «навигатор». Кортеж аккуратно, но настойчиво «протолкался» по небольшим пробкам и, выбравшись на Ленинградский проспект помчался в сторону МКАД. Вениамин прикурил сигарету от зажигалки «Зиппо» с монограммой «Автобана», откинулся на кожаную спинку и, задумчиво вглядываясь в проплывающий за окном город, выпустил первую струйку дыма,. «Снова осень», - подумал он. - «Как бежит время... Вроде недавно Новый год отмечали, и скоро опять...».
...Евгений Иванович Лиховцев поднялся из кресла, снял с верхней полки средних размеров сумку и улыбнувшись стюардессе стал пробираться к выходу. Едва выйдя из самолета «в трубу», он увидел знакомого сотрудника отдела милиции аэропорта.
Пройдя в общей, небольшой очереди паспортный контроль и выйдя сквозь стеклянный коридор в зал прилета, он сразу увидел запыхавшегося Евграфова и направился к нему, ощутив спиной, как сзади в трех шагах к нему пристроились два высоких, серьезных мужчины в строгих костюмах и принялись пристально скользить взглядами по залу и толпе встречающих. Один из них догнал Лиховцева и, улыбнувшись, отобрал у него сумку.
Они вышли из здания аэропорта и направились к машинам.
…Евгению Лиховцеву было тридцать шесть лет. Он был среднего роста, крепкого телосложения, пряди прямых русых волос были зачесаны набок, с «пробором». У Лиховцева были крупные черты лица, что его вовсе не портило, а взгляд зеленоватых, всепонимающих глаз трудно переносился собеседниками, заставляя их при разговоре с ним постоянно уводить свои взоры в сторону. Вместе с тем, вся его внешность, дополняемая обезоруживающей, какой-то детской улыбкой, украшенной безупречно сделанными белыми керамическими зубами и добрым прищуром, располагала к взаимности.
Лиховцев был совсем не похож на всемогущего бизнесмена, «нового русского», которым, по большому счету и в хорошем смысле этого слова он и являлся. Хотя личное состояние директора «Автобана» было, разумеется, впечатляющим, он сумел удержаться от модного увлечения строительства дворцов из красного кирпича, ношения часов и костюмов за сто тысяч долларов и езды на бронированных «брабусах». Все, чем пользовался Лиховцев в жизни было умеренным и добротным. Жил он на окраине города в средней, трехкомнатной квартире, а вместо четырехэтажного особняка отстроил в деревне, куда после выхода на пенсию и смерти мужа переехала жить его мать, добротный деревянный дом, напичканный удобствами, но не потерявший чистоты сельского колорита.
Лиховцев был выходцем из обычной благополучной семьи. Провалившись в автдорожный институт и отслужив в армии механиком-водителем, Евгений вернулся домой и устроился слесарем на станцию обслуживания автомобилей, но в отличии от большинства своих коллег, дружно «сшибавших» рубли с «чайников» и не помышлявших о большем, чем прикупить новую, только что появившуюся «восьмерку», Евгений поступил на «заочку» в тот же ВУЗ с надеждой и желанием не проводить под подъемником всю жизнь.
В самом начале «перестройки» он «шестым чувством» распознал верное направление, уволился со СТОА и арендовал на паях с приятелем просторное помещение, где устроил «частную лавочку» по ремонту машин. Неизвестно откуда взявшееся умение не «прожигать» заработанное, а вкладывать деньги в дело позволило Лиховцеву в течение трех лет укрупниться до более серьезных масштабов, а потом, путем добровольного слияния и поглощения мелких станций, создать «Автобан».
При всей своей расчетливости Евгений оказался полностью несостоявшимся в личной жизни. Он рано женился на самолюбивой и вздорной девчонке, которая занималась в семье только тем, что ставила ему в упрек низкую зарплату и постоянно обещала «уйти к маме», что и случилось на втором году супружества. Ушла она, правда, не к родственникам, а к официанту из ресторана «Узбекистан», рассекавшему на новенькой «шахе» и зарабатывавшему за вечер тридцать-пятьдесят тогда еще полновесных рублей. Детей у них, к счастью, не осталось, но Лиховцев, обжегшись единожды, с таким усилием стал «дуть на воду», что так и подошел к приближавшемуся сорокалетнему рубежу холостяком. Женщины, разумеется, в его жизни время от времени появлялись, но он держал их на километровой дистанции от своей души, и начисто отвергал возможность связать себя семейными узами. Ему почему-то казалось, что его избранница должна быть совсем молодой, появиться в жизни внезапно, прийти из другого, бедного, неприхотливого мира, в котором он сам провел свою молодость. Он нуждался не столько в жене, сколько в воспитаннице, в которую мог бы вложить все, что имеет, слепить ее собственными руками, наслаждаясь превращением падчерицы в Золушку... Но по жизни его окружали красивые и экстравагантные женщины, готовые по первому зову на все и тем самым начисто отбивая у Лиховцева всякий интерес к собственным персонам, а персонаж выдуманной им наивной сказки не появлялся...
Несмотря на достигнутый жизненный уровень, Евгений Лиховцев вовсю старался «оставаться человеком». Этому мешало и обладание властью над тысячами людей, и наличие серьезных личных счетов в нескольких зарубежных банках, и достижение недоступных простому смертному высоких сфер общения и многие-многие другие факторы, часто превращающие вчерашнего автослесаря в надменного и респектабельного бонзу. Евгений часто ловил себя на том, что он постепенно уходит от простой, нетронутой официозом и надменностью жизни и возвращение к «нормальному бою» стоит ему немалых усилий. Между тем, люди, встречавшиеся с Лиховцевым вне его должности и позже узнававшие с кем они «имели дело», часто были просто шокированы простотой общения и ровностью отношений...
Лиховцев внимательно слушал его, не прерывая и не задавая вопросов. Между тем, машина свернула с МКАДа и продолжила движение по Ярославскому шоссе. Наконец Евграфов закончил повествование и вопросительно уставился на шефа.
«Ярославка» отвернула вправо от Сергиев-Посада и потянулась к границе области. Ровная дорога сменилась на шершавую, ухабистую, но «линкольн» этого практически не почувствовал, продолжая плавно, чуть раскачиваясь двигаться вперед, не снижая скорости. Километров через двадцать машины съехали на виадук и выбрались на узкое лесное, довольно извилистое шоссе. Попетляв по нему с полчаса, «таун сар» и, следом, «навигатор» выкатились из леса и, проехав по расположенному вдоль дороги поселку, свернули направо на ровную, хорошо утрамбованную грунтовую дорогу, которая через пару километров привела их маленькой, заброшенной деревушке с десятком покосившихся, большей частью необитаемых избушек. Только один, большой, добротно обшитый и выкрашенный в яркие тона сруб под дорогой, металлочерепичной крышей, пристроенным обширным кирпичным гаражом и соединенный верандой с совсем маленьким, но опрятным зеленым домиком, давал основания полагать, что в деревне еще теплится жизнь. Весь этот аккуратный, опрятный, явно сделанный «для души» «комплекс» был обнесен невысоким, крашенным штакетником с узорной калиткой посередине, от которой к входу, между двумя ухоженными, с еще сохранившимися осенними астрами цветниками тянулась узкая, выложенная плитками дорожка. Около дома, под единственным в деревне фонарем стоял зеленый «гольф».
«Линкольны» подъехали к забору и остановились. Охранники вышли из «навигатора» и, быстро осмотревшись и убедившись, что работы для них в этом забытом Богом уголке не предусмотрено столпились в ожидании указаний. Лиховцев и Евграфов уже прошли в калитку, когда на пороге появился высокий худощавый парень в спортивном костюме.
Лиховцев махнул рукой и повернулся к матери.
Евгений проснулся от легкого, щекотящего прикосновения к два дня небритой щеке. Он вздрогнул, отстранил голову, открыл глаза и увидел перед собой черно-белую, хитрющую мордочку Кеши. Кот, навострив уши, задумчиво разглядывал Лиховцева и, трогая щеку Евгения мягкой, с убранными когтями лапкой, тихо мурлыкал, что означало его желание срочно позавтракать чем-нибудь вкусненьким. Кеша был в семье любимцем и во всю пользовался всеобщим расположением и всепрощенчеством. Мать избаловала кота до невозможности, позволяя ему делать все, что заблагорассудится. Пробелы в кошачьем воспитании привели к тому, что Кеша стал исключительно разборчивым в еде, не воспринимал упреков и творил, что хотел. Правда, в замен, он мудро предлагал свои лучшие кошачьи качества - был ласковым и привносил в дом некую успокоительную ауру.
Он вылез из под теплого, ватного одеяла и, не найдя тапочек, которые как всегда, куда-то запропастились, вышел из спальни. Сообразительный Кеша, моментально оценив обстановку, ринулся по лестнице вниз в сторону кухни.
Дом был распланирован удобно. Верхний этаж представлял из себя просторный холл с мягкой мебелью, телевизором и стереосистемой. Из холла можно было пройти в кабинет Евгения, немного смахивающий убранством на офис, две почти одинаковые спальни и ванную комнату. Кроме того, одна из спален имела выход на застекленный балкон. Деревянная, с резными балясинами лестница вела вниз, в прихожую. На первом этаже находились еще две спальни и огромная кухня, напичканная всевозможной бытовой техникой, и гостиная с камином и добротной мебелью. Вместо дорогого, холодного шика коттеджей дом был пронизан уютным теплом и легким воздухом елового сруба. Все располагало к неторопливости и спокойствию.
Евгений прошлепал босыми ногами по серому, с рисунком «под мрамор» линолеуму кухни к почти двухметровому холодильнику «Bosch», открыл дверцу и, вынув ледяную, сразу запотевшую трехлитровую банку налил молока в специальное, стоявшее в углу белое блюдце, возле которого уже нетерпеливо вилял хвостом Кеша. Кот придирчиво обнюхал угощение, отстранился и недоуменно взглянул на Евгения.
Евгений обернулся и увидел Сергея.
Сергей ушел в комнату к телефону. Евгений, несмотря на опустошенную вчера с Вениамином Викторовичем за разговором в бане бутылку водки чувствовал себя превосходно. Впрочем, он всегда ощущал в деревне внутреннюю легкость с примесью беззаботности. Молоко согрелось. Лиховцев сделал вторую попытку накормить привередливого кота. На этот раз Кеша принял угощение и, опустив мордочку в блюдце, принялся завтракать.
Выпив кофе с молоком, Евгений сел напротив окна, выходящего на обширный огород и закурил сигарету. Он с удовольствием ощущал, что многочисленные проблемы, связанные с его непростой деятельностью по руководству «Автобаном» ушли куда-то далеко-далеко, стали чужими и неестественными. Было приятно ощущать пусть временную, но желанную свободу, не омрачаемую необходимостью что-то решать, договариваться, совещаться, суетиться... Перед ним расстилалось бурое поле, обрамленное вдалеке почти голым, теряющим последнюю осеннюю желтизну лесом с нависшими над ним серыми облаками. Не хотелось ничего делать и никуда идти.
Докурив, Евгений встал, прошел в комнату и, открыв шкаф принялся одеваться в старые спортивные штаны и клетчатую рубашку. Надев на ноги старинные ботинки на резиновой подошве с матерчатым верхом и молнией, он вышел на крыльцо и, пройдя перед фасадом дома остановился перед большими воротами гаража. Прежде, чем нажать кнопку на маленьком черном пульте, который он достал из кармана, Лиховцев на секунду задумался, словно решая, а стоит ли это делать, вздохнул и надавил пальцем клавишу. Дверь гаража стала медленно подниматься вверх, обнажая внутренности помещения. Это был большой, примерно, одиннадцати в длину и пяти метров в ширину бокс. Гараж буквально пугал своей идеальной чистотой: отштукатуренные и выкрашенные в белый цвет стены, пол, выложенный серой итальянской, с шероховатой поверхностью плиткой, яркий, но не слепящий дневной свет скорее придавали помещению вид некой лаборатории. В боксе было все необходимое для ремонта - двухсотлитровый компрессор с разводкой по стенам, сварочный аппарат, верстак, два больших красных напольных ящика Snap-On с инструментом, подсветки, приспособления, стеллажи с разными жидкостями, канистрами, коробками, банками, крепежом. В углу на столике стоял компьютер. Но самое главное находилось посередине. На чистом, синем, с желтыми «лапами», подъемнике, чуть приподнятый над полом висел черный, сверкающий свежевыкрашенным кузовом автомобиль. Это был Chevrolet Camaro 1970-го года. Машина, приготовленная хозяином для сдачи на свалку, была куплена Евгением полтора года назад в Америке за двести долларов. Поначалу, он предполагал восстановить ее самостоятельно, для чего и переправил сюда, в деревню, подальше от людских глаз, но скоро понял, что его «желания не совпадают с возможностями». Тогда на одной из станций и был найден Петрович - мужичок, лет пятидесяти, всю свою сознательную жизнь проработавший слесарем на автобазе Верховного Совета, а затем переманенный в «Автобан».
Петрович представлял из себя классический пример русского умельца, для которого не существует технических проблем, решение которых может быть лишь несколько растянуто во времени и упрощено из-за отсутствия необходимого оборудования и оригинальных запчастей. Слесарь, привезенный в гараж и увидевший Camaro, спокойно и тщательно осмотрел машину, не проявив ни малейшего беспокойства по поводу присутствия «верховного» руководства компании, деловито перебрал весь имеющийся инструмент и, наконец, спросил.
Слесарь взглянул на листок и поднял удивленные глаза на директора.
Через неделю машина была разобрана. Петрович, получивший прямые телефоны Лиховцева, позвонил и сообщил, что надо забирать и красить кузов. Эту работу выполнила станция BMW «Автобана», превратившая в вакуумной камере сильно пошарпаный и местами гнутый кусок железа в произведение искусства. За это время Петрович, попросив прислать на пару дней переводчика, составил первый перечень необходимых запчастей, и принялся разбирать агрегаты.
По мере восстановления машины, Евгений часто ругался с Петровичем по поводу своеобразия его подхода к делу.
В общей сложности Петрович провозился с машиной пять месяцев, перебрав Camaro до винтика, включая рядный восьмицилиндровый двигатель, четыре горизонтальных карбюраторов, механическую коробку передач, не говоря уже о подвеске и тормозной системе. Евгений, изредка наведовавшийся в деревню, с удовольствием смотрел на неторопливую, тщательную работу механика, пытался помогать, но ревнивый к своему делу Петрович всячески оберегал собственное творение от посторонних рук.
Но Лиховцев упирался и перед отъездом в отпуск, когда Chevrolet уже был почти готов Петрович сдался.
...Евгений обошел Camaro, погладил рукой идеально покрашенный кузов и подошел к лежащим друг на друге четырем семнадцатидюймовым колесам. Литые, хромированные диски были «обуты» в низкопрофильную, широченную резину Michelin. На верхнем колесе, приклеенная к диску кусочком скотча лежала записка.
«Евгений Иванович! - прочитал Лиховцев. - Все готово. Как и обещал - оставил Вам работу. Надо залить масло в мотор (оно на стеллаже - Mobil1), бензин (он в синих канистрах, 92-й, больше ей вредно), поставить колеса и аккумулятор. Ничего регулировать и обкатывать не надо - все сделано «в нули». Счастливо покататься! Петрович».
«Оставил работу...» - ухмыльнулся Лиховцев. Он запустил компрессор, подсоединил гайковерт к шлангу и принялся прикручивать колеса. Дотянув их вручную, Евгений достал с полки две пятилитровые банки масла, открыл одну, но передумал и, поставив ее на пол, прошел в угол бокса и принес новый аккумулятор Delco. Померив тестером зарядку батареи Лиховцев установил ее под капот и притянул клеммы, предварительно смазав их зеленой смазкой Castrol из длинного тюбика.
Он встал и пошел назад в бокс, но едва переступив ворота застыл в изумлении. Перед стоящим на полу Camaro растекалась огромная лужа моторного масла, посредине которой валялась на боку пустая канистра. На верстаке сидел испуганный Кеша и дико сверкал зелеными глазищами.
Остатки он смыл бензином из большой синей пластмассовой канистры и принялся искать еще одну банку, так как сохранившихся пяти литров не хватало для заправки мотора. Но масла больше не было... Прикинув, что на доставку еще одной канистры «мобила» с ближайшей, находящейся в Сергиев-Посаде станции «Автобана» уйдет часа три, Евгений сплюнул на пол, накинул висевшую в углу синюю теплую спецовку и направился вдоль деревни к дому Макара.
Макар Верещагин, деревенский мужик лет шестидесяти жил в крайнем, ближнем к дороге доме. Он славился в округе двумя вещами - отменным изготовлением самогона, благодаря которому мужики близлежащих сел сумели достойно перенести издевательства и душевные и физические переживания в эпоху горбачевского «сухого закона», а также неиссякаемой, лютой ненавистью к любому политическому режиму. С одинаковой злобой Макар поносил и репрессии Сталина, и кукурузу Хрущева, и демократов, и коммунистов, и аграриев, и баркашевцев, причем ругая одних, он тут же приводил в пример других. Понять, какая общественно-экономическая формация была по душе бывшему колхознику не представлялось возможным, ввиду полного отсутствия у Верещагина каких-либо идеологических устремлений, политических взглядов и социальных приоритетов. Хозяйство у Макара было по нынешним временам крепким. Его жена, тихая и незаметная Нюра, постоянно копалась в обширном огороде и занималась большой, черно-белой коровой по кличке Феня. Сам Верещагин работал в лесничестве и, хотя денег там платили мало и нерегулярно, но подворовывать лес, рубить из него срубы дачникам, да приторговывать дровами, сильно не мешали.
Гордостью Макара была собственная легковая машина. Приобрел он ее за копейки у спившегося бывшего агронома колхоза в славный период расцвета самогонного бизнеса. С тех пор Верещагин торжественно колесил по округе на «Жигулях» первой модели, 1974 года выпуска. И хотя в машине было сломано почти все, цвет напоминал картину Пикассо «Герника», а звуки, издаваемые при движении походили на скрип телеги, въезжающей под залпы орудий в железнодорожное депо, но лицо водителя при этом выражало такую степень удовлетворения и радости, которую, наверно, испытывал Нил Армстронг, ступая на поверхность Луны. Евгений пару раз пытался предложить Макару привести его авточудовище в порядок, но получил жесткий отпор и отстал.
Правда, время от времени, через хитрую мать, он узнавал о проблемах Верещагина с машиной, которые начисто отметали возможность ее использования и передавал нужные запчасти. За это благодарный Макар никогда не отказывал матери в просьбе съездить в сельпо за хлебом и регулярно снабжал ее молочными продуктами.
Когда Лиховцев вошел в крепкую, обитую крашеной доской в «шведку» и крытую шифером избу Верещагина, тот сидел с нацепленными на краешек носа очками в комнате за накрытым цветастой скатертью столом и тщательно изучал «Московский комсомолец». Эту газету он предпочитал всем прочим и выписывал регулярно, хотя и приносили ее с опозданием на сутки.
Куды ж все делось?! Или обанкротился за ночь? А чего в город-то?
Они прошли на двор, заваленный березовыми поленьями и всякой старой утварью. Верещагин покопался под лестницей и извлек оттуда белую пятилитровую канистру.
Они вышли со двора на улицу и прошли к большому сараю, где хранился автомобиль.
Макар залез в «жигули» и запустил стартер. Послышался визг «Бендикс», - подумал Лиховцев. С пятой попытки мотор с трудом провернулся и чихнул. «Аккумулятор», - продолжил свою мысль Евгений. Наконец, после пары минут попеременных «прокруток» на несколько оборотов двигатель задергался и завелся. «Глушитель, клапана, цепь...», - машинально перечислял про себя Лиховцев и, видя расползающийся по сараю сизый дым, добавил: «Кольца, колпачки...». Тем временем Верещагин вырулил на свежий воздух и вышел из машины.
Весь свой авантюризм Лиховцев ощутил уже на первых ста метрах дистанции. Грохот убитой подвески перекрывал рев глушителя, мотор трещал тремя цилиндрами, а вся машина дергалась в предсмертных конвульсиях.
«Ладно, доеду, как-нибудь...» - подумал Евгений, выезжая на асфальт и только сейчас соображая, что впопыхах схватил лишь документы и бумажник, не переоделся и не взял с собой телефон. - «Сорок верст всего»... Машина между тем прогрелась, заработала ровнее и достигла скорости в шестьдесят километров в час.
«Ого! Этак, я за час доберусь!» - Евгению вдруг стало свободно и весело, и он прижал газ старым ботинком с матерчатым верхом...
- Марина, накорми Сашку и сходи в магазин, купи хлеба. Там пять рублей
еще осталось... - простонала она с кровати.
- Ладно, - отозвалась Марина, растапливая «голландку», - А потом что
есть будем? У меня зарплата только через неделю, и то, неизвестно, дадут
ли...
- Может пенсию за сентябрь принесут, - понадеялась мать.
- Жди, как же... Принесут тебе...
...Марина работала почтальоном, получая 540 рублей
в месяц. Другой работы в округе не было, да и на почту-то она попала «по
блату», благодаря работавшей там тетке. После школы, девушка поступила
и окончила медицинское училище в райцентре и уже дважды пыталась попасть
на учебу в медицинский институт в Москве, но не добирала баллов.
Профессия врача была Марининой мечтой. Откуда появилась
эта страсть было совершенно непонятно. Мать всю жизнь проработала дояркой,
пока совхозные коровы не были скопом сданы приватизировавшим животноводческий
комплекс директором на скотобойню, а коровники растащены жителями до состояния
голых стен. Отец до последнего дня работал водителем. Тем не менее Марина
упорно шла к своей цели, хотя и отдавала себе отчет, что рядом с ней в
институт легко проскакивают молоденькие девчонки, не умеющие перевязать
палец и падающие в глубокий обморок при виде фурункула, но за то имеющие
соответствующих пап и мам. При всем том, что жизнь давалась девушке совсем
не просто, она сохраняла удивительную душевную чистоплотность. Грань между
хорошим и плохим в ее сознании и мировоззрении напоминала Великую Китайскую
Стену и, хотя Марина реально представляла и постоянно видела окружающие
ее грязь и мерзость нынешнего общества, но переступить эту грань она не
могла ни при каких обстоятельствах. Именно по этой причине она сбежала
из райцентра, где после училища работала хирургической медсестрой в больнице,
так как не смогла перенести жизни в общежитии с беспробудными пьянками
и развратом, постоянных взяток в больнице с немощных старух и стариков
и омерзительной духовной убогости провинциального города. Кроме того, наивная
в своей внутренней ауре, перечитавшая в свое время все книги в маленькой
совхозной библиотеке и тратившая теперь на них едва ли не половину своей
полутороставочной больничной зарплаты, Марина пыталась жить в стороне от
окружающей действительности, в мечтах о «прекрасном принце».
«Принц», как и должно было случиться, наконец-то,
посетил и райцентр в виде бравого, веселого капитана Игоря из соседней
воинской части. Видевшая вокруг только полупьяные, бессмысленные физиономии
обитателей общаги, в которых интеллект и минимальный этикет был спрятан
надежнее, чем золотой запас Центробанка, Марина «подсела» на него, как
наркоман на иглу - быстро и безропотно. Это была любовь, а не влюбленность,
ибо даже по прошествии трех лет она постоянно вспоминала дни и ночи проведенные
с Игорем, как счастливый, сладкий сон и была готова вернуться в него в
любую минуту. Но сон кончился пробуждением в облике стокилограммовой тети
с двумя детьми, которые однажды утром явились в комнату, снятую Мариной,
взявшей с этой целью еще «полсмены». Это была семья Игоря, с которой по
его словам он давно разошелся, но как выяснилось, не навсегда... «Принц»
ушел из комнаты, захватив свой обшарпаный чемоданчик и, забыв даже попрощаться
с любимой. Марина даже не плакала. Она находилась в состоянии раздвоения
личности, одна из которых так и осталась сидеть на узкой, чужой постели
в короткой ночной рубашке, а другая оделась и пошла в местный бар. Там
Марина методично, в одиночку, впервые в жизни напилась до бессознательного
состояния и очнулась в отделении милиции. К счастью, дежурным оказался
дядька, которому полгода назад вырезали грыжу в ее больнице. Он узнал медсестру,
ласково погладил ее по голове, сказал «что ж ты, девчонка...» и вызвал
наряд. Два молоденьких милиционера отвезли Марину домой, проводили в комнату
и посадили на кровать, рядом с ожидающей в небытии ее второй половиной.
- Тебе стало легче? - спросила Первая Марина, глядя перед собой ничего
не видящими глазами.
- Нет, - ответила Вторая и соединилась с первой.
Этот провинциальный, шестимесячный роман закончился
заявлением об уходе и переездом к родителям, так как работать в две смены
Марина уже не могла, а возвращаться на «койкоместо» в общежитие ей казалось
самоубийством. В селе за это время многое изменилось, но если раньше Марина,
появляясь наездами, не чувствовала этого, то теперь она быстро поняла,
что возвращение вряд ли принесет ей облегчение. Сверстники и одноклассники
разъехались кто-куда, оставшиеся спились. Почти никто в селе не работал,
а кругом царило запустение и разруха, похожее на фантастическое кино о
последствиях ядерной бомбардировки. Люди обособились, никто без нужды не
ходил друг к другу в гости, а за покосившимися с треснувшими стеклами окнами
черных от времени домов словно затаилась всеобщая злоба...
Но делать было нечего. Марина вернулась ранней весной
и до лета просидела над учебниками, но на экзаменах ее ждало очередное
разочарование - недобор балла. ]
Сидеть на материнской пенсии она не могла, и с превеликим
трудом тетка устроила ее на почту. Корреспонденции было немного, прессу
люди почти не выписывали, письма и поздравительные открытки друг другу
тоже давно не посылали. Только в одну деревню на отшибе она частенько относила
газеты, разносила по селеньям скудные, долгожданные пенсии, да на центральной
усадьбе случались письмецо или телеграмма. Работа была скучная и неинтересная,
но приносила хоть какие-то деньги.
Где-то через месяц, после бегства из райцентра Марина
встретила в магазине, куда зашла за хлебом и крупой свою бывшую одноклассницу
Ларису.
- Ой, - закричала та. - Морозова! Сколько времени я тебя не видела!
Лариса была одета дорого и с вызовом и от нее пахло дорогими духами. Она купила дорогой кофе, бутылку шампанского, фрукты и складывала все в полиэтиленовые пакеты.
- Привет, - ответила Марина. - Как ты?
- Нормально. Пойдем к моим, пообщаемся.
- Я зайду. Только крупу отнесу и брата накормлю...
- Обязательно! Я жду, - Лариса улыбнулась и процокала каблуками к выходу.
Покормив Сашку, который тут же умчался гонять в футбол,
Марина открыла старый, полированный шкаф и стала думать во что одеться.
Выбор был небольшой. Как-то, с премии, ей удалось купить английское короткое
черное платье, но ходить в нем по деревне было неловко. Остальные вещи
оставляли желать лучшего, туфли тоже были одни... Приходить к нафуфыренной
Ларисе в старенькой одежде не хотелось. К тому же у Марины кончилась косметика.
В расстроенных чувствах она надела старомодную серую юбку и черную, сильно
ношенную кофточку и посмотрела на себя в зеркало. Смотреть было на что.
Марина была красива - чуть треугольное лицо с тонкими, изящными линиями,
чуть вздернутым носом и огромными, грустными серыми глазами обрамляли густые,
вьющиеся, пепельного цвета волосы. Все это дополнялось безукоризненно стройной
фигурой. «Ну, что тебе не хватает?» - в отчаянии спросила Марина у отражения
и отвернулась от зеркала.
Дома у Ларисы был накрыт стол. Ее отец, Дмитрий
Савелич, уже изрядно принявший на грудь жадно поедал невиданные деликатесы,
а мать суетилась на кухне.
- А, Марина, проходи! - Савелич указал огурцом на стул, садись. - Вот
дочка приехала с Москвы, празднуем по-маленьку. Она теперь у нас ученая
- вот-вот политехнический закончит...
- Да, ладно, отец, - оборвала его Лариса и налила шампанское в фужеры.
- Давай за встречу!
- Давай, - Марина пригубила вино.
Вошла мать Ларисы и позвала отца.
- Дмитрий! Дай девчонкам поговорить, пойдем-ка баню натопим, дочери
помыться с дороги.
- Не вопрос, - заключил Савелич, и они удалились.
- Ну, рассказывай! - Лариса достала сигарету, закурила и протянула
пачку Марине. - Будешь?
- Нет, не приучилась... Да, нечего рассказывать... Работала в больнице,
да вот вернулась... Теперь почтальон. Вот и вся биография.
- Чего замуж не выходишь?
- Никто не предлагает...
- Ха! С такими данными и ты в девках? Да, тебе по подиуму у Кардена
гулять! Может у тебя и не было еще никого?!
- Был...
- Богатый?
- Нет, офицер.
- Да, на хрена он тебе свалился. Тебе нужен конкретный «пиджак», с
тачками, баксами, коттеджем. Ты себя дешево не отдавай...
- Ларис, ты чего?! У меня на деньги припадков нет...
- Ну, и ходи почтальоншей! Ноги из ушей растут, а она их о колхозную
землю стаптывает... - Лариса противно засмеялась.
- Я поступала в медицинский второй год подряд... Но не получилось.
А ты-то как поступила, легко?
- Куда?! Глупая! Это ж я для родителей... Какой там нафиг институт.
- Лариса потушила сигарету и потянулась за фужером.
- А где ж ты? Работаешь?
- Ага, в поте лица и не покладая рук... На вызове я сейчас вкалываю!
Три года на Тверской по тачкам перебивалась, а сейчас «повысили»!
- Господи, ты что ж - проститутка? - кровь хлынула Марине в голову.
- Она самая, что ни на есть... А что? Полторашку грина в месяц имею,
машину купить хочу. Кстати, могу устроить - с твоими данными ты и на «эскорт»
потянешь или, на крайняк - в сауну...
- Нет, спасибо...
- Пожалуйста, надумаешь - вот мой мобильник, - Лариса протянула карточку,
на которой было написано «Лора» и номер телефона. - И вообще звони, если
что. Приезжай как-нибудь в Москву, свожу в кабак, познакомлю с богатыми
мужиками...
- Не знаю, - Марина взяла карточку. - Может и позвоню.
- Ладно, как наши? Кого видела?
Они проговорили больше часа, вспомнили одноклассников, учителей. Наконец, Марина засобиралась.
- Чего ты? Посиди еще...
- Нет, пойду Сашку загоню уроки учить и позанимаюсь с ним. Двоечник
он...
- Ну, пока, жду звонка, - Лариса улыбнулась и пошла провожать гостью.
...Марина машинально делала домашние дела, но чувство безысходности не проходило. Она вымыла пол на кухне, вылила грязную воду и в растерянности села на стул. Мысли колотились в голове, и ей никак не удавалось собрать их вместе и вдруг она отчетливо поняла, что если она еще полчаса пробудет в этом доме, то непременно умрет с тоски.
- Мам, я уеду до вечера, мне в город надо...
- Как же ты уедешь? Денег-то нет.
- Доберусь.
- Только в попутки не садись! Во сколько вернешься?
- Может, завтра, сразу на работу...
- А где ж заночуешь-то?
- Да, в больнице своей в крайнем случае, в ординаторской посплю.
Марина вынула из шкафа английское платье и новые, сберегаемые на всякий случай черные колготки. Платье было столь коротким, что она даже испугалась. Марина несильно накрасилась дешевой косметикой, купленной тайком от матери с последней получки и, накинув пальто вышла на улицу. Пройдя метров сто, она свернула к почте, открыла дверь и, зайдя за перегородку подняла трубку телефона.
- Слушаю, - ответили на другом конце.
- Лариса? Это Марина...
- А, привет! Как дела?
- Ларис, я хочу приехать к тебе сегодня. Поболтать...
- Давай, у меня как раз выходные по естественным причинам. Сходим в
ресторан!
- У меня денег даже на дорогу нет...
- Не твои трудности. Займи у кого-нибудь, я тебе дам расплатиться.
- Спасибо... Куда приезжать? Я Москву плохо знаю.
- Записывай адрес. - Лариса стала диктовать.
- Поймаешь на вокзале тачку, он свезет. Займи на это рублей сто, я
отдам.
- Хорошо. Я с вокзала еще позвоню. И еще... Давай устроим девичник.
Ну, без мужчин...
- Ха, согласна. Они мне все и так во где! Жду...
Марина положила трубку, закрыла почту и вышла на дорогу в сторону города. Автобус ходил три раза в день и ждать его надо было два часа. Она минуту подумала и пошла пешком. Идти на «шпильках» с непривычки было неудобно. Марина отошла от села километра два, остановилась и посмотрела назад. Из-за поворота показалась какая-то машина. Девушка секунду поколебалась и уверенно подняла руку...
Лиховцев миновал центральную усадьбу бывшего совхоза,
к которому относилась деревенька его матери. Эти первые три километра дались
ему с трудом, ибо в довершение к неисправностям мотора и подвески макаровского
лимузина, по ходу, добавились тормозная система, «берущая с третьего качка»
и почти полное «недержание» дороги.
«Разомлел ты, Женя», - говорил сам с собой
Лиховцев, отчаянно борясь с предсмертными судорогами «жигуленка», - «отвык
от настоящих машин...»
Дорога нырнула в лес, сделала правый
поворот, и Евгений зашел в него на максимально возможной скорости в 40
км в час. За поворотом на обочине с поднятой рукой стояла высокая, стройная
девушка в длинном, распахнутом черном пальто. Лиховцев секунду подумал
и принялся «накачивать» тормоза. Машина остановилась.
- Вы в город меня не подбросите? – в открытую дверь на него смотрели огромные серые, чистые глаза.Некоторое время они ехали молча.
- Подбросите – сильно сказано, но довезти постараюсь... Садитесь.
Девушка подобрала полы пальто, обнажив длинные, точеные ноги обутые в «шпильки» и забралась на переднее сиденье. Лиховцев выловил в раздолбанной коробке первую передачу и, завывая давно сгоревшим сцеплением, тронулся с места.
- Что это за машина? – почти закричала девушка сквозь рев и лязг, издаваемый автомобилем.
- «Мерседес-Бенц», - ответил Евгений. Он достиг четвертой передачи и в салоне стало потише. – 500-й серии, 124-й кузов.
- Понятно... А Вы уверены, что она доедет до города?
- Полной гарантии нет, но мы постараемся... – Лиховцев похлопал ладонью по торпеде.
- А как Вас зовут? – спросил, наконец, Евгений, которому надоело перечислять в уме сломанные в машине узлы и агрегаты, тем более, что они повторяли полностью каталог деталей автомашины ВАЗ.В это время они увидели запаркованный прямо посередине ряда большой черный «лэндкруйзер». Около джипа стояли два здоровенных парня и справляли нужду на асфальт. Лиховцев вырулил на встречную и объехал машину.
- Марина, - без кокетства ответила девушка.
- А я – Женя.
- Очень приятно. А вы – не местный. Я всех местных знаю...
- Верно. А Вы – местная?
- Временно. Я училась и работала в районе, но полгода назад вернулась.
- Что так?
- Были причины... Мать болеет, за братишкой смотреть некому, ну, и... вообще. А Вы где работаете?
- Я – бизнесмен средней руки, - улыбнулся Лиховцев.
- И в чем же заключается Ваш бизнес, если не секрет? - улыбнулась Марина, осмотрев небритую, хотя и приятную физиономию попутчика с коряво надетой на голову дешевой вязаной шапочкой, спецовку и немыслимые шаровары с вытянутыми коленками. Дополняли облик «бизнесмена» ботинки «прощай, молодость», выпущенные по меньшей мере лет пятнадцать назад.
- Торгую запчастями, бензином, чиню и продаю машины...
- Надо полагать, что то, на чем мы едем – продукция Вашей фирмы? – язвительно спросила девушка.
- Сапожник – без сапог, - пожал плечами Евгений.
- Да, но не до такой степени... Что-то не похожи Вы на бизнесмена.
- Ну, хорошо-хорошо... – рассмеялся Лиховцев, - я признаюсь! Я наемный рабочий из Архангельска, валящий лес по найму в соседнем лесхозе.
- И это неправда. У Вас язык другой... Ну, не хотите – не говорите!
- А Вы, очевидно, будущая фотомодель?!
- Почему?
- Все молодые девушки хотят стать фото- или просто моделями. Да и данные у Вас имеются, - Лиховцев улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, резко контрастирующие с его обликом.
- Нет... Не будущая и не бывшая, и не фотомодель...
- Ребята так писать захотели, что даже на обочину не смогли заехать, - заметил он.В это время дорога пошла довольно резко влево, и тут Лиховцев увидел стремительно нагоняющий их «лэндкруйзер». Словно предчувствуя что-то нехорошее, Евгений отпустил газ. В эту же секунду на приличной скорости, навстречу из-за поворота выехал ЗиЛ-130. Джип, явно не успевая, начал обгон. Моментально оценив обстановку и поняв, что втроем на этой узкой дороге они не разъедутся, Лиховцев рванул руль вправо на обочину. «Ландкруйзер», уходя от ЗиЛа тоже дал вправо, довольно сильно ударил «Жигули» в левое переднее крыло и помчался дальше. Машину Евгения резко отбросило, она слетела с дороги, как по пандусу, пробивая высокий кустарник промчалась по кювету, сильно ударилась низом обо что-то твердое и застыла. Из-под капота вырвался обильный пар, мотор заглох.
- Это просто их норма жизни, - ответила Марина. – Плевать на всех с высокой колокольни. Ненавижу таких... Ублюдки. И номер-то у них – «666» – адское число...
- Вы наблюдательны... Так, на чем мы остановились?
- На профессиях. Вы – бизнесмен с бензопилой в руках, а я фотомодель, ездящая на попутках в город из села Горянино.
- А, ну да!
- Вот это съездили... – процедил Лиховцев, отпуская руль из побелевших пальцев и повернулся к попутчице. – Вы не ушиблись?Марина сидела бледная, со стиснутыми зубами и молчала.
- Марина! Спокойно! Все живы! – Евгений помахал пальцами перед ее лицом.Девушка вдруг встрепенулась, лихорадочно обшарила обшивку, найдя ручку, распахнула дверь и выскочила из машины, сразу попав в бурую осеннюю грязь. Лиховцев вышел следом. Марина стояла по щиколотку в луже.
- Ну, успокойтесь, все позади...Евгений зашел спереди и, встав на одно колено, заглянул под машину. Объектом удара оказался здоровенный пень, на котором «жигуль» теперь стоял, как монумент. Был разбит поддон картера, радиатор, сложились лонжероны...
- Сильно? – спросила немного пришедшая в себя Марина.Они выбрались на пустую дорогу и встали на обочине в ожидании какой-нибудь машины. И вдруг Марина заплакала. Она закрыла ладонями лицо, ее плечи тряслись.
- Эта курка уже не будет нести яйки, - жизнерадостно сообщил Лиховцев, вставая и отряхивая шаровары. – Достойная смерть данного драндулета.
- Сволочи. Даже не остановились... А если бы мы убились насмерть?
- Тогда и вовсе нечего останавливаться... Чем поможешь трупу... Пойдемте, я Вас посажу на другую машину.
- А Вы?
- Буду как-то вытаскивать эту дрыну на дорогу и транспортировать волоком в город.
- Ну, уж нет! Давайте вместе. Мы теперь товарищи по несчастью...
- Марина! Ну, чем вы мне поможете?! Будете крепить трос к трактору или грузовику?
- Я остаюсь. По крайней мере, пока Вас не увезут...
- А в город?
- Куда ж я теперь... – она показала на испачканные туфли и разорванные у щиколотки новые колготки.
- Ладно, пошли наверх...
- Вы что? Не надо... – Лиховцев тронул девушку за локоть. – Все обошлось...Она отняла ладони от лица и, размазывая по лицу дешевую тушь, вдруг принялась рассказывать Евгению о своих бедах. Что-то лопнуло у нее внутри и обернулось неуемным желанием немедленно высказаться и вылить свои беды. Отрывисто и сбивчиво она рассказывала о провалах в институт, моральном ударе, полученным от романа с Игорем, о тошнотном запахе общежития, работе «на износ» в больнице, о больной матери, и смерти отца...
- Я во всем виновата! – сквозь слезы произнесла Марина. – У меня вся жизнь наперекосяк, мне кругом не везет...
- У меня даже денег нет доехать до Москвы, - уже зло, с вызовом закончила она. – Все кругом осточертело, ничего и никого видеть не хочу... Даже до города добраться не сумела – влипла в историю...Тут из-за рокового поворота выехал «суперМаЗ». Лиховцев поднял руку, но водитель и без того увидел торчащий в кювете багажник «жигулей» и остановился.
- Да, печально... – сказал Лиховцев.
- А знаете зачем я в Москву ехала? В проститутки устраиваться...
- Ну, это совсем неправильно...
- Завтра нам будет не на что купить хлеба, - глядя в глаза Евгению ненавидящими глазами, сказала Марина. – Да, я могу занять у соседей до получки, но я... больше не хочу так жить.
- А вот и наш ангел-спаситель, - сказал Евгений, глядя, как шофер вылезает из кабины и не спеша направляется к ним.Закрепив трос, Евгений отвел Марину в сторону и махнул рукой водителю. МаЗ дал назад и без особого напряжения вытащил останки «жигулей» на дорогу.
- Как это тебя угораздило? - водителю было на вид лет сорок. Он был одет в грязный камуфляж и резиновые сапоги.
- Занесло маленько...
- Дорога-то, вроде сухая... – с сомнением сказал шофер.
- Чего уж теперь разбираться... Вытаскивать надо! Трос есть?
- Имеется... Сейчас. – Он пошел назад к МаЗу и через минуту принес длинный стальной трос и пару монтажек. – А не разорвем машину-то?
- Это уже неважно. Остап Бендер – умер...
- Кто умер? – не понял водитель.
- Да, я так... – улыбнулся Лиховцев и, забрав трос и монтажку полез назад в кювет.
- Погоди здесь, - попросил Лиховцев девушку и направился к грузовику.Минут через пять они выловили какой-то «москвич».
- Спасибо, - сказал он водителю. – Сколько с меня?
- Ну, на бутылку... – помявшись, ответил тот.
- Давай - так. Сажаем девушку на попутку в обратную сторону, потом ты тащишь меня в город и за труды получаешь это, - Евгений достал бумажник и вынул из него стодолларовую купюру.
- Шутишь... – водитель раскрыл рот от удивления.
- Я что, похож на Геннадия Хазанова? - Евгений засунул ему деньги в нагрудный карман камуфляжа.
- Подвези девушку до Горянино, а то у нас тут авария...- попросил Лиховцев водителя.Евгений поманил Марину и, усаживая ее в машину, запинаясь, поизнес:
- Давай, чего ж не взять.
- Поймите меня правильно... Вообщем... Давайте, я дам Вам денег...Она с силой захлопнула дверь и машина укатила.
- Да, пошел ты! – в глазах девушки вспыхнул огонь. – Я ж не жаловалась, я тебе душу свою наизнанку вывернула... А ты...
- Как ее тащить-то будем? Колеса в раскоряку... Полопаются.
- Когда лопнут, тогда и будем горевать... Давай, брат, трогай помаленьку.
...Станция техобслуживания и магазин по продаже
машин «Автобана» находились на окраине города. Въезд на территорию был
перекрыт сетчатыми автоматическими воротами. МаЗ остановился перед ними
метрах в двадцати. Евгений вылез из «жигулей» и подойдя к воротам окликнул
лениво прогуливающегося по территории охранника. Тот медленно повернулся,
придирчиво рассмотрел Лиховцева и произнес:
- Чего надо?В дверях его встретил щеголевато одетый менеджер.
- Того, для чего люди приезжают на станцию техобслуживания и в автосалон, - ответил Лиховцев, - ремонта или новой машины...
- На сегодня в ремонт больше не берем, - охранник презрительно посмотрел на «прикид» посетителя и, усмехнувшись, добавил. – А за новыми – это в магазин...
- А где директор? – поинтересовался Евгений.
- Слышь, мужик, я не справочное бюро и директор мне не докладывает, – охранник повернулся и попытался удалиться.
- А такая манера общения с клиентами принята на всей территории этого учреждения или это исключительно ваш личный имидж?
- Да, пошел ты... – бросил страж порядка через плечо.
- Хотите, я предскажу Вашу судьбу? - не повышая голоса, спокойно произнес Лиховцев. – У Вас скоро возникнут некоторые проблемы, являющиеся следствием с недостатков в воспитании.
- Ты чего, козел, угрожаешь? А, ну, убирай свой металлолом от ворот!
- Пусть постоит немного, ибо жизнь – удивительна своей непредсказуемостью... Отцепляй, спасибо! – крикнул он водителю грузовика, а сам повернулся и пошел к входу в магазин.
- Вы что-то хотите? – неуверенно спросил он, глядя на небритое лицо Евгения.Лиховцев уверенно набрал номер.
- Да, директора.
- Его нет, он сегодня выходной. А я могу чем-то помочь? Я главный менеджер. Что случилось?
- Ничего. Мне нужен телефон.
- Мы не разрешаем звонить со служебного телефона, а автомат на соседней улице.
- Хорошо. Мне нужна машина, - Лиховцев ткнул пальцем в ближнюю, красную «девятку», но я хочу посовещаться с женой по поводу цвета. В этом случае, вы тоже посылаете клиентов на другой конец города?
- А Вы уверены, что Вам нужна машина? – рассмеялся менеджер.
- На сто процентов!
- Ну, хорошо, пойдемте... – он провел Евгения в отделенный стеклом от зала офис, в котором было довольно много людей, оформлявших покупку и указал на стоящий на одном из столов телефон.
- Вениамин, привет! Я на нашей станции в Сергиев-Посаде. Мне тут дали право на один звонок... Срочно найди Копылова и дай ему полчаса на прибытие на работу. Потом все расскажу, пока.Трубка упала на аппарат.
- А Вы что, знакомы с директором? – поинтересовался стоящий рядом менеджер.Он положил трубку и повернулся к менеджеру, застывшему с выражением лица человека, увидевшего инопланетянина.
- Давайте займемся машинами, - сказал вместо ответа Евгений. – Мне нужна, пожалуй, «девятка».
- Вы серьезно?
- Послушайте! Меня сегодня все принимают за юмориста... Вы работать по специальности будете? Итак, “девятка” или “девяносто девятая” с инжектором, цвет “металлик” или просто темный.
- У нас только красные, белые и голубые... – произнес менеджер, но тут зазвонил телефон, и он поднял трубку. – Здравствуйте, Федор Васильевич! Да, Вы что?! Лиховцев у нас? Нет, здесь его нет... Нет, в лицо не знаю, но...
- Это я, - спокойно сказал Евгений и отобрал трубку. – Добрый день, господин Копылов. Это Лиховцев. Вы где? Подъезжаете? Ну-ну...
- Продолжим... Говорите, «металлика» нет? Пойдемте на склад...Директор станции и магазина Копылов влетел в являвшийся скалдом надувной ангар, где хранился основной запас автомобилей в тот момент, когда Евгений запускал мотор инжекторной «девятки» цвета «баклажан».
- Евгений Иванович, здравствуйте! Какими судьбами?!Они вышли со склада, и Лиховцев повел Копылова в сторону станции техобслуживания. Макарова машина стояла на месте, но около нее уже суетились охранник и пара слесарей, пытаясь оттолкать автомобиль в сторону. Увидев директора, они прекратили свои действия.
- Мимо проезжал...
- Прошу ко мне в кабинет, что ж мы тут-то?
- В кабинетах плохо видно, что происходит на улице. Давайте, прогуляемся...
- Скажите, Федор Васильевич, относиться к людям, которые приезжают к Вам со своими бедами, как к дерьму, определяя степень их значимости по тому, одеты они в телогрейку или в костюм от Кардена – это в Вашем филиале случайность, стиль работы или сугубо индивидуальные особенности отдельных сотрудников? Позовите-ка вон того героя в униформе.Копылов подозвал охранника.
- Ну, - спросил Лиховцев, - что? Не соизволите ли вы в присутствии директора станции повторить свои парламентарные выражения, которыми полчаса назад Вы поносили прибывшего с серьезными проблемами клиента?
- Ты что тут наговорил, Петров? – взревел Копылов. – Ты знаешь, с кем ты разговаривал?
- Я и сейчас не знаю... – угрюмо проворчал охранник.
- А это не имеет значения, - сказал Евгений. – Своими действиями вы подрываете престиж всей компании, а заодно - и ее экономическое положение. Если за день Вы таким образом завернете восвояси хотя бы одного человека, то через год подъемники станции будут пусты, и Вы, ваш директор останутся без зарплаты... А она куда выше, чем у владельца этой бедолаги, – он указал рукой на искореженные «жигули» и повернулся к Копылову. – И это не главное – каждый приехавший к Вам – человек! Независимо от его социального статуса и наличия часов «Картье» на руке. И к людям надо относиться по-человечески! Рекомендую Вам заняться кадровыми вопросами всерьез или этим займемся мы.
- Я его уволю!
- Да, не в этом зажравшемся чудаке дело, Федор Васильевич! С клиентами надо работать так, чтобы ему хотелось к Вам приезжать! В магазине меня встретили культурнее, но по своей сути, разница небольшая. Ладно, все поправимо, но об этом мы с Вами и с другими директорами филиалов поговорим после моего отпуска в присутствии Евграфова... Теперь о деле.
- Слушаю!
- Первое. Пожалуйста, вот эту машину, - Евгений достал из кармана техпаспорт Макара, - снимите с учета и утилизируйте.
- Понял. Не вопрос.
- Второе. Завтра к обеду пригоните по адресу и оформленную в ГАИ на имя человека, указанного в техпаспорте, новую «девятку». Популярного цвета, с инжектором, проверенную, отрегулированную, затянутую, с хорошим маслом в моторе и коробке, заантикорренную, с подкрылками, защитой картера, сигнализацией, электрическими стеклоподъемниками, на импортной резине, с приличной магнитолой и динамиками... Короче, считайте, что вы ее сделали для себя. Учтите, я проверю лично. Хорошенько запомните этот автомобиль – он поступит к Вам на постоянное обслуживание. За все – и за машину, и за работу, и за аксессуары Вы выставите полный счет на мое имя. Номер счета Вам сообщит начальник финансового отдела «Автобана» завтра утром, и он же все разъяснит по процессу оплаты. Ясно?
- Все будет сделано! Не волнуйтесь!
- Очень надеюсь. Завтра – к полудню, - повторил Лиховцев. – Счастливо оставаться!
- Как же так?! А пообедать? А Вы на чем приехали?
- Нет, Федор, спасибо... Честно – просто не хочу есть, да и день выдался суматошный. Не обижайся. Поеду я к себе. И машину не надо, прогуляюсь по городу, а то геморрой не за горами. Счастливо, Василич! – мягко сказал Евгений и, вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Я чего приезжал-то! Мне ж пять литров синтетического моторного масла надо! Mobil 1!
...Попрощавшись с Копыловым и подхватив пакет
с пятью литровыми банками масла, Лиховцев пошел прочь от станции. Он брел
наугад по хмурому осеннему, почти безлюдному городу, топча ветхозаветными
ботинками треснувший, давно не обновляемый асфальт тротуара, проложенного
вдоль выцветших палисадников. Он вспомнил исповедь попутчицы, и вдруг понял,
что ее устами говорили многие и многие люди. Люди, всю жизнь честно трудившиеся,
зарабатывавшие себе пенсии и болезни, надеявшиеся на достойное существование
и, вдруг оказавшиеся выкинутыми на обочину жизни, ставшие нищими и одинокими,
ломающимися под гнетом бедности и разрухи, не имеющие настоящего и не верящие
в будущее. И чувство вины за все это колотилось в душе Евгения. Он
пытался мысленно убедить себя в том, что заработанное им является результатом
честного и напряженного труда, а не ограбления ближних, но боль и тоска
не проходили. Лиховцеву хотелось сделать что-то для всех и немедленно,
но осознавая, что это невозможно он все больше и больше погружался в депрессию.
Навстречу, шаркая старыми, в заплатках валенками
с огромными черными галошами, ковыляла, опираясь на корявую палку, маленькая,
горбатая старуха. Она была одета в вытертый ватник, черный платок и несла
в костлявой руке рваную дермантиновую сумку, из которой торчали пустые
бутылки. На изрезанном морщинами лице застыла покорность. Старуха пробрела
мимо, даже не взглянув на Евгения, а он остановился и долго смотрел ей
вслед...
И тут же ему вспомнились два крепких, холеных «быка»
из «лэндкруйзера», без капли стеснения гадивших посередине дороги,
свалившие в кювет жалкую машиненку и спокойно продолжившие свой путь.
Это были два полюса огромной страны. Немощность
и безнаказанность...
- Останови здесь, - попросил Лиховцев водителя «шестерки» и протянул деньги. - Спасибо!Евгений вышел, подождал, пока водитель развернется в обратную сторону, перехватил поудобнее пакет с маслом и не спеша пошел по дороге.
- Не за что, - машина притормозила на обочине напротив поворота к деревне.
- Ты кого разносишь? - спросил Евгений из-за спины Макара.Мать суетилась на кухне и тихо ворчала. К привнесенным в ее жизнь кухонным «наворотам» она никак не могла привыкнуть, поэтому из всего их изобилия использовала только плиту, холодильник и электрический чайник. Вообще, она упорно не желала переезжать в новый дом, и по-прежнему жила в старой, теплой, чистенькой избушке с русской печкой, маленькой светелкой и кухонькой. Никакие уговоры и убеждения Лиховцева, вплоть до обещаний пригнать бульдозер и снести избу, всерьез не принимались.
- О! - тот обернулся и застыл в недоумении. - А машина-то где?!
- Продал! Хорошую цену дали за твой шарабан...
- Слышь, Жень, я невры еще при Хрущеве потерял, когда курей национализировали. Ты уж со мной не шуткуй...
- Нервы... - уточнил Лиховцев. - Отдал я ее в ремонт, завтра пригонят к обеду.
- Вот те на! А на какие ж шиши ее чинить-то будут? У меня ж Сбербанк в сарае не содержится. Или мою старуху в стрыптиз-шову сдадим?
- Не напрягайся. Вышел тебе «фри ребилд»...
- Ты, Жень, мне последние мозги инпортными словами не порть! По миру меня пускаешь?
- Ремонт за мой счет, как плата за доброту и реабилитацию твоих «невров».
- Да, ну! Вот это удружил соседу! А что чинить-то будут?
- Все, Макар. Чинить будут все!
- Так, может, спрыснем это дело? У меня в сенях заныкано! Отборный, для себя изготавливал! «Кристалл» рядом не валялся! И бабка моя в село подалась, бубнить некому...
- Нет, Макар, давай завтра. Как раз обмоем твою ласточку...
- А не упрут ее там, на станции-то?
- Вся мафия перестрелялась - кому твой лимузин угонять! Ладно, пока. Приходи к нам чай пить, - Лиховцев направился к своему дому.
- Оставь меня в покое! - отвечала она. - Мне нравится жить в старом доме! Понимаешь, нравится!Мать была в округе авторитетом. Она жила в этой деревне еще девочкой у тетки во время войны, потом уехала в город, где всю жизнь проработала на фабрике, но, выйдя после смерти мужа на пенсию решила вернуться на землю. Тогда Лиховцев и купил ей маленький голубой домик, а через год начал строить рядом новый. Гости у матери не переводились, мешая ей летом копаться в громадном огороде, но она всех встречала приветливо и со всеми дружила. Принимала она их в новом доме. Приходившие, осмотрев со вкусом отделанные комнаты, ахали и опасливо пили чай из английского сервиза. Многие ей завидовали, кто - по-хорошему, кто по-злому, но мать к этому относилась спокойно, мудро рассуждая, что «умный разберется, а дураков не жалко».
- Так, на кой хрен я новый строил? - распалялся Евгений.
- У тебя еще вся жизнь впереди! Ты там и живи. А на мой век и старого хватит.
- Ты меня хоть перед соседями не позорь!
- Никто тебя не позорит! Люди у нас правильные.
- Зачем тебе тридцать пять мешков картошки? - вопрошал Лиховцев. - Нам четырех хватит до второго пришествия!В конце концов Евгений махнул на это рукой.
- Пусть будет... - философски отвечала мать. - Не лезь не в свое дело!
- Тебе Евграфов обзвонился! - раздалось от плиты, едва Лиховцев вошел на кухню. - Обещал еще позвонить. Давай обедать!За обедом они поговорили о последних сельских новостях, среди которых основной темой была кража из магазина на центральной усадьбе, доблестно раскрытая милицией «по горячим следам». Воры, утащившие ночью ящик водки, сигареты и три банки тушенки и оказавшиеся местными жителями были схвачены наутро на дому в невменяемом состоянии, так как вдвоем успели поглотить девять бутылок, валялись в отключке на полу и принять мер к заметанию следов не имели ни малейшей физической возможности.
- Давай.
- А ты знаешь такую девушку - Марину? - спросил Евгений после материного эпилога, заканчивающегося словами: « посадят дураков». - Она из города вернулась...Через полчаса из ворот бокса выехала черная, невиданная в этих краях машина. Евгений медленно проехал по деревне и только на асфальте дал газа. Camaro рванулась вперед, вжав его в сиденье. Лиховцев прокатился до города и обратно. Машина вела себя образцово... За тонированными стеклами пролетали деревья, поля и покосившиеся избы деревень. Черная машина с темными, тонированными стеклами, наглухо скрывавшими ее внутренности летела по ухабистому, узкому шоссе и казалась прибывшей из другого мира, где отсчет жизни ведется совсем иначе...
- Морозова? Почтальонша, что ли? Как не знать - хорошая девушка, милая и неиспорченная... А ты чего это интересуешься? - мать хитро посмотрела на сына.
- Подвозил в город.
- Ну, ну... Живут они совсем бедно. Лида болеет часто... А у Маринки что-то городе не сложилось. Говорят - несчастная любовь, бросил ее мужик какой-то... И в институт она никак не поступит. Жалко ее - хорошая она.
- Ладно, - Евгений выпил компот и поднялся. - Пойду в гараж.
- Когда приедешь?Он не кривил душой. Грибы, правда, уже давно сошли, но по лесу он нагулялся вволю. Макар, потерявший дар речи и чувство реальности в момент получения новой машины, постепенно отошел от удара при помощи поглощения доморощенного самогона и пригласил Евгения на рыбалку. Лиховцев относился к этому виду отдыха равнодушно, но приглашение принял. Они пошли на реку на заре. От воды поднимался туман, а мертвая тишина лишь иногда разрывалась редким всплеском. Улов был небогатым, но в душе у Лиховцева родилось настоящее блаженство и упоение. После рыбалки они с Макаром истопили баню и, выпивая понемногу из запотевших стопок вдоволь поговорили за жизнь.
- В воскресенье... или позвоню.
- Понятно... - смиренно сказала мать и вздохнула. - Вот и кончился твой отпуск...
- Никогда я так не отдыхал, - произнес Лиховцев.
- Здравствуйте, Евгений Иванович!Два часа у Лиховцева ушло на разбор писем. Без двух минут одиннадцать загорелась кнопка селектора и Елена Ивановна сообщила, что все собраны и ждут в приемной.
- Доброе утро, девушки! - Лиховцев улыбнулся. - Почта отсортирована?
- Разумеется. Занести? - отвечавшая за это Вера подошла к стеллажу.
- Да! И оповестите руководителей секторов и моих заместителей, что сегодня в 11.00 состоится общее совещание. Они должны быть готовы отчитаться за последний месяц и в целом на сегодняшний день. Пока меня ни с кем не соединяйте.
- Хорошо.
- Пусть заходят, - сообщил Евгений и поднявшись с кресла вышел на середину своего огромного кабинета, чтобы поздороваться с каждым подчиненным.Совещание он провел жестко, не давая сотрудникам предаваться размышлениям и демагогии о "существующих проблемах и объективных трудностях", но в тоже время не ставя задач по принципу "меня не волнует как, но об исполнении доложите завтра". К каждому вопросу у Лиховцева был свой подход, в основе которого являлся наиболее целесообразный путь выхода из складывающейся ситуации.
- В целом, я доволен тем, как вы работали в мое отсутсвие, - сказал он в заключении. - Все, что мы сейчас наметили, обсудим в следующий понедельник. Спасибо. Все, кроме Евграфова свободны. Извините, что немного задержал вас в обеденное время.Сотрудники стали подниматься и проходить к выходу. Евграфов закрыл дверь за последним и подсел поближе к Лиховцеву.
- У меня к тебе есть личная просьба. - Евгений взял из "бокса" желтый квадратный листочек и что-то написав на нем передал заместителю. - Это - раз! И еще... Более сложная проблема......В этот день Марина разносила пенсию за сентябрь. На дворе вовсю лютовала зима, снега навалило по пояс и к домам приходилось пробираться по узким, протоптанным в сугробах обледенелым тропинкам. Подбитые валенки сохраняли ногам тепло, но мороз пробирался с другой стороны, через старый, потрепанный ватник. В домах Марину встречали с радостью - на носу был Новый год и долгожданные деньги приходились как никогда кстати.
- Через неделю обещали еще и за ноябрь дать! - сообщала Марина.К трем часам деньги были разнесены и Марина вернулась на почту, чтобы сдать ведомость.
- Да, ты что! - восхищались старухи, торжественно пряча пенсию в древние комоды.
- Холодно! - сказала она с порога тетке, стаскивая рукавицы и растирая замерзшее лицо.Марина выхватила у тетки письмо. Ее нехитрый адрес был напечатан на машинке. Марина разорвала конверт.
- Да, прихватило... Но ты сейчас разогреешься, - тетка помахала над гловой белым продолговатым конвертом. - Письмо тебе! Заказное! Пляши!
- Письмо? - удивилась Марина. - Откуда? Никто мне написать-то не может...
- Из института какого-то...
- Чего случилось?! - подбежала тетка и выхватила у нее из рук листок. - Ой, Марина, да тебя ж на учебу взяли! Вот радость-то!Она положила ведомость на стол и медленно пошла к выходу, натягивая на ходу белую вязаную шапочку. Тетка что-то говорила ей вслед, но она ее не слышала...
- Да... А на что я жить буду? На стипендию? Так ее еще и не дадут... А мать?
- Брось ты! У матери с огорода запасов много, на хлеб и молоко пенсии хватит. Ты ж так хотела!
- Да, я об этом как-то не думала, а теперь... Не знаю...
- Не открывай!!! - закричала Марина, хотя на двери не было никакого замка.Она вдруг ощутила каку-то уверенность. "Да, что мне бояться?" - подумала она.- "Плевать на них. Будь, что будет".
- Марина Морозова здесь живет? - услышала она приглушенный, хрипловатый голос.
- Здесь, - ответила мать, - а вам что надо?
- Поговорить требуется... Позови ее, бабка, мы на улице подождем.
- А что ж на улице-то? Пройдите в избу, да говорите...
- Не... Лучше там...- дверь со скрипом закрылась.
- Слышь к тебе какие-то бандюки! - крикнула мать Марине, затаившейся на кухне. - На улице ждут... Морды-то у них будь здоров. Может мне мужиков кликнуть?
- Не надо, - Марина вышла из кухни и стала надевать ватник. - Я сама схожу.
- Ты - Марина? - спросил один из них, с явно сломанным носом.Он протянул ей объемный сверток в целофановом пакете.
- Я. Что надо? - дерзко и с вызовом ответила девушка.
- Мы, это... - говоривший запнулся. - Нас, вообщем, послали... Базар замять.
- Какой базар? - не поняла Марина. - Скажи толком...
- Ну, короче... - вступил второй. - Ты того...
- Вы говорить-то умеете? - уже всерьез разозлилась Марина. - Что надо-то?
- Ты, вообщем, на нас зла не держи, - снова заговорил первый. - Мы с извинениями за тот случай. Выпивши были сильно... В дуру поперли. Виноваты...
- А-а-а! А если бы мы убились? Кому бы вы извинения приносили?
- Ну, мы в понятках... Кто ж мерковал, что за тобой такой лом стоит... - выцедил второй и сплюнул. - Короче, просим прощения...
- Ладно... Это все? - Марина повернулась, чтобы идти в дом.
- Если бы... - сказал первый. - Обожди. Еще это...
- Это что?Марина машинально взяла сверток и развернула. Это были доллары. Столько денег она не только никогда не держала в руках, но даже не видела.
- Ну, как что... Поставила нас на бабки и спрашиваешь? Десять штук грина, как велели.
- Я поставила???
- Ну, я не знаю - ты или не ты... Бугор сказал: тебе отдать. И сроку дал неделю. Сегодня шестой день. Пока собрали...
- Да, вы что?! Не нужны мне ваши бандитские деньги! - Марина решительно протянула сверток. - Валите отсюда!Марина осталась растеряно стоять у калитки, сжимая в руках сверток и провожая глазами «лэндкруйзер», поднимавший за собой снежную пыль. Когда он скрылся за поворотом, она еще раз развернула сверток, потом быстро скомкала его, бросила в сугроб и побрела к дому.
- Бабки честные... - лениво проговрил "сломанный нос". - «Чистую» тачку продали ... Нас предупредили.
- Все равно я их не возьму!
- Слышь, подруга! Мы ж по хорошему! Извинились... Нам с бабками назад нельзя. Указ был такой - если ты грины не возьмешь, то нам хана. Или в бега двигать... Мы за базар отвечаем конкретно. Так что, бери. А мы погнали! Подтверди, когда спросят, что извинились и зелень отдали. Пока! - оба, как по команде повернулись и быстро пошли к машине. Джип c пробуксовкой рванул с места...
- Ну, - спросила мать, когда она вошла в сени. - Чего хотели?!Марина вошла в комнату, села на ободранный стул и отрешенно глядя в покрытое морозным узором окно, задумалась. В ее в голове, туманными воспоминаниями проплывали сумбурные видения: пьяный вдрызг Колька Рябов, сосед по общежитию, выламывавший ночью дверь в ее комнату; красное, потное лицо возлюбленного, спешно натягивающего зеленые воинские брюки под стальным взглядом жены; черные бревна их покосившегося, крытого латанной дранкой дома; единственное платье в древнем гардеробе; мозолистые, с распухшими суставами и шершавыми ладонями руки матери; заплаканное лицо брата, которому соседский пацан не дал прокатиться на новеньком, только что купленном велосипеде...
- Ничего... Привет передали.
- Ой, Маринка! Убьют тебя!
- Ты с ума сошла?! Они больше не приедут, не волнуйся...
- Замечательно! Ну, что ж! Сразу после зимней сессии приступайте к учебе. Вопрос решен, вы зачислены и внесены в списки группы. Расписание Вам дали?Девушка вышла из кабинета, держа перед собой листок, на котором были написаны семь цифр. В приемной декана она увидела на столе телефон. В комнате никого не было и Марина подняла трубку...
- Да... А почему после сессии?
- Ну, так вы же ее по объективным условиям сдать не можете. Семестр пропущен... По мере учебы догоните и сдадите летом. Это учтено в Вашем плане обучения. Придется, правда, позаниматься, но я уверен - у Вас получится.
- Я посмотрела программы за первый семестр, - нерешительно сказала Марина. - Почти все я уже изучала в училище... Да и поработала уже некоторое время. Разрешите мне попробовать сдать сессию вместе с группой...
- Хм... Да, пожалуйста! Но учтите - скидок не будет! Впрочем, если что-то не сдадите - у Вас все равно полгода впереди...
- Я и не прошу скидок. Я постараюсь.
- Ну, хорошо. Мы включим Вас в экзаменационные ведомости.
- Спасибо!
- Не за что. Удачи, - декан вновь поднялся и протянул ей новенький, пахнущий типографской краской студенческий билет и «зачетку».
- И еще... Мне сказали, что места в общежитии для меня нет...
- Так нас предупредили, что оно Вам не нужно! Ах, да! - Декан хлопнул себя ладонью по лбу и начал рыться среди бумаг на столе. Наконец, он нашел какой-то лист бумаги и отдал его Марине. - Вот телефон. Просили Вам передать. Это о Вашем проживании.
- Кто просил?! Кто передал?!
- Марина, - декан как-то странно улыбнулся. - Не морочьте мне голову! До свидания!
- Фирма «Альфа плюс», - ответил низкий женский голос. - Слушаю Вас!Марина вышла из института на улицу и в раздумье прошла пару кварталов, плохо соображая куда и зачем она идет. Было холодно и серо. Люди спешно бегали по разукрашенному перед новогодними праздниками городу, тащили сумки и потрепанные елки. Наконец, она решилась и, шагнув с тротуара на край мостовой подняла руку. Около нее моментально остановились «жигули».
- Здравствуйте. Я... - Марина запнулась. - Мне дали Ваш телефон в институте. Моя фамилия Морозова...
- Минуточку, подождите пожалуйста, - в трубке заиграла мелодия. Через некоторое время женщина опять заговорила. - Да, все документы готовы. Приезжайте.
- Простите, куда приезжать? Какие документы?
- К нам, разумеется! Ленинский проспект, 46. У Вас паспорт с собой?
- Да...
- Тогда ждем... До свидания! - В трубке послышались короткие гудки.
- Ленинский проспект, - сказала Марина в приоткрытое окно....Над красиво оформленным входом красовалась надпись «Альфа - Плюс». Ниже было написано - «Продажа и покупка недвижимости». Марина еще раз обошла фасад здания и, убедившись, что адрес совпадает с тем, который назвала ее телефонная собеседница потянула ручку массивной двери. В вестибюле стоял турникет, около которого за пустым столом с телефоном восседал внушительный охранник.
- Полтинник, - живо откликнулся водитель в ондатровой шапке.
- Сколько?!
- Ну, тридцатник... - смилостивалась «шапка».
- Ладно, поехали...
- Вы к кому?Охранник взял со стола какую-то бумагу, поискав в ней что-то, поднял трубку и, набрав короткий номер произнес:
- А я не знаю...
- Не понял... - мужчина вскинул брови.
- Я позвонила, мне назвали адрес.
- Как фамилия?
- Морозова.
- Игорь Сергеевич, Вы заказывали пропуск на Морозову? Она пришла. Сами спуститесь? Хорошо. - Он положил трубку и обратился к Марине. - Обождите минутку, сейчас за вами придут.Спустя минуту на широкой, богатой лестнице появился средних лет мужчина в сером костюме и очках. Он сбежал вниз и, улыбаясь, еще на ходу произнес:
- Госпожа Морозова? Рад видеть! Я - Петренко. Проходите!Они поднялись на второй этаж и вошли в небольшой, светлый кабинет уставленный столами с компьютерами. Мужчина усадил Марину около одного из них, достал с полки папку и, открыв ее, положил перед девушкой.
- Все документы готовы. Вам осталось расписаться и в течение недели посетить паспортный стол для прописки. Вот - ключи, - он положил на стол две небольших связки ключей. - От квартиры, подъезда, почтового ящика.Марина сидела, как мумия. Ей казалось, что все происходит не с ней, а с той ее тенью, которая скучала на мятой кровати, когда ее привезли домой милиционеры. Тень подмигивала и улыбалась. «Ты чего смеешься?» - спросила Марина. «А что ж мне - плакать? Давай подписывай!». «Чего подписывать?» - не поняла Марина. «Какая разница!»...
- Объясните мне... - немного пришла в себя девушка. - Что происходит?...Дом Марина искала довольно долго. Оказалось, что он был совсем новым, аккуратно встроенным между старыми зданиями в переулках старой Москвы в пяти минутах ходьбы от ее института. На нем еще не было указателя с номером и, судя по большим вывескам на фасаде «Продажа квартир в этом доме. Телефон...», дом еще толком не был заселен. Он был построен в стиле петербургских «колодцев», первый этаж занимали еще пустующие, стеклянные помещения под магазины, а во внутреннем дворе с входами в подъезды располагалась большая детская площадка, обнесенная свежепосаженными деревьями. Марина подняла голову и сосчитала этажи. Их было, не считая нижнего, «магазинного» - девять. Ее квартира, судя по табличке над массивной входной дверью с замком находилась на третьем этаже во втором подъезде. Она потянула ручку двери на себя, но та не поддалась. Марина на секунду застыла в нерешительности, но потом достала связку из четырех новых ключей. Один из них открыл замок, и девушка вошла в просторный, чистый, еще пахнущий свежими красками вестибюль с лестницей, ведущей вверх и лифтом. Она решила подняться по лестнице. Квартира с номером «сорок пять» на красивой медной табличке оказалась первой на площадке. Дверь с глазком и двумя замками была обита черным заменителем. Повозившись с ключами, Марина открыла ее и нерешительно вошла внутрь.
- Как что? - Петренко рассмеялся. - Вы купили двухкомнатную квартиру номер 45, по адресу Новосергеевский переулок, дом 12. Заказали евроремонт, мебель... Мы все сделали. Вам осталось расписаться, забрать ключи и... жить. Если будут претензии по ремонту и качеству мебели и оборудования, то у Вас есть год для предъявления претензий. Кроме того, вы внесли сумму в валюте, во избежание инфляции для оплаты этой квартиры на шесть лет вперед из примерного расчета стоимости квартплаты, электороэнергии, воды, газа...
- Я ничего не покупала! - закричала Марина и вскочила со стула.
- Уважаемая Марина! - продолжал улыбаться клерк. - Мне совершенно неинтересно - кто покупал эту квартиру, но все деньги получены нашей фирмой от Вашего имени, израсходованы по назначению, документы полностью оформлены на Вас... Берите ключи, ставьте подпись и не устраивайте комедию...
- Кто платил за квартиру?
- Вы!
- Послушайте, я последние годы не получала наследства из Америки, не выигрывала в Казино и не была любовницей Березовского! Я работала в деревне почтальоном и получала пятьсот рублей в месяц...
- Я не знаю, что Вам ответить... Моя работа - покупка и оформление квартир. Эта квартира - Ваша! Понимаете? Ваша и только Ваша! А кто и как платил за нее меня не касается и не интересует... Это наша профессиональная тайна, за разглашение которой я тут же потеряю свое место. А мне за него очень хорошо платят! Я жду Вашей подписи...
- Да... - Лариса опустилась в кресло и закурила сигарету. - Ну ты, мать, даешь!Она приехала через час после звонка Марины и уже успела детально, до сантиметра осмотреть квартиру, тщательно ознакомившись с содержимым всех шкафов и ящиков, и даже спустилась в гараж, где они нашли красную, новенькую «Мицубиси» с кондиционером и автоматической коробкой передач.
- У тебя, что - права есть? - спросила Лариса, деловито расположившись за рулем.Они вернулись в квартиру. Лариса нашла на кухне непочатую банку растворимого кофе, сахар, достала из холодильника колбасу, масло и принялась кухарничать.
- Да. Я ж еще с отцом на его грузовике гоняла. А потом, в городе курсы закончила...
- Может, не надо ничего трогать? - робко спросила Марина.Слегка перекусив и выпив по чашке кофе, они перешли в гостиную.
- Так, это ж все твое! По документам, во всяком случае...
- Ну, и что ты обо всем этом думаешь? - спросила Марина.Марина немного постояла перед щелкнувшей английским замком массивной дверью, задумчиво побродила по квартире и остановилась перед кухонным окном. За сохранявшим полную тишину стеклопакетом был виден пустой, замерзший двор. Падающие с неба сумерки съедали город, превращая обледенелые деревья в расплывчатые пятна. Медленно тлели разгорающиеся фонари. Из противоположного подъезда выбежала девочка с большой собакой, яростно тянущей ее за поводок на площадку. Мерно тикали настенные часы, и где-то за спиной тихо, по-домашнему урчал холодильник.
- А, что думать... Повезло тебе. Продалась ты за дорого! - Лариса выпустила к потолку струйку дыма.
- Что значит - продалась?! - вспыхнула Марина.
- Ты, что с колокольни упала? Кто ж такие подарки делает! Колись уж... Кого подцепила?
- Да, никого я не подцепляла и не хомутала...
- Ха! Значит дяденька-волшебник, увидев твои жизненные страдания, решил сделать тебя богатой и счастливой! Взял, и от доброго сердца подарил квартиру, машину, за все заплатил на шесть лет вперед, прислал братков с десяткой денег и устроил в институт?... При этом набил хазу шмотьем от Кардена и Труссарди, причем все - точно по твоим размерам? А сам теперь в своем хрустальном волшебном замке балдеет от содеянного добра?! Ты этот наивняк брось...
- Ты думаешь, что институт - тоже...
- Нет! Это - торжество справедливости! - криво усмехнулась Лариса. - Дедушка ректор проснулся утром и от угрызений совести принялся зачислять на учебу деревенских девушек, изгоняя всю ранее принятую блатату!
- Но ведь никто ничего от меня не просит... И в записке сказано...
- Слушай, Марина! Я что-то не пойму - ты где родилась? В нашей сверхгуманной стране, загнавшей мужиков на войну, а девчонок - на панель? Или в «стране чудес»? Неужели ты веришь, что существуют чудаки, которые из любви к справедливости готовы выкинуть полтораста штук и ничего взамен не попросить? Я, поверь, нагляделась... Все они - козлы! И чем больше у них бабок, тем жаднее и глупее. Иные на «шестисотах» приезжают, все в рыжье, на руке «Rolex», а после...сеанса норовят вместо сотки девяносто дать или сидят в трусах с калькулятором и считают - сколько это будет в деревянных по курсу... - Лариса взяла новую сигарету и неожиданно сказала. - Давай, выпьем?
- Выпей, если хочешь... - Марина встала, подошла к стенке и открыв бар, стала разглядывать разнообразные, красивые бутылки. - Джин, водка, коньяк... Что будешь?
- Вина там никакого нет?
- Есть, - Марина вынула пузатую, в соломенной оплетке бутылку. - Кьянти, написано. Италия.
- Во-во... Это вино стоит пятьдесят баксов. Так что, выбрось ты из головы свои дурацкие мысли о благотворительности.
- Хорошо, ты меня убедила. Но в таком случае - кто и зачем это сделал? - она открыла вино с помощью лежащего в баре замысловатого штопора, наполнила большой хрустальный фужер и подала его Ларисе.
- Кто - это тебе виднее. Ты точно ни к кому в койку в последнее время не бухалась? - прищурившись и с удовольствием потягивая рубинового цвета напиток спросила Лариса.
- Последнее мое «бухание в койку» состоялось весной и закончилось приездом жены партнера. При этом у моего возлюбленного денег было три рубля до получки и встречались мы в грязной комнатухе, которую я снимала на свои премиальные...
- А раньше?
- Не считая двух ошибок молодости в училище, по неделе на каждую, весь мой предыдущий сексуальный опыт состоял из удара сковородкой по башке соседа по общаге, бегства от какого-то маньяка по улице и пощечины пьяному анестезиологу в больнице, решившему, что я более доступна, чем моя напарница Светка...
- Впрочем, - поставив пустой фужер на столик, сказала Лариса. - Все равно за кровать столько не платят... Знаешь, бывают случаи, когда люди с приличными деньгами и остатками ума в головах снимают или даже покупают квартирки молодым девчонкам, чтобы периодически наведываться к ним. Но, во-первых, сейчас другое время и денег у людей мало, а, во-вторых, чтоб вот так - с полным фаршем, предоплатой и неизвестной реакцией... Нет, хоть, признаюсь честно, ты и дашь сто очков вперед Клаудии Шифер, но... что-то не так... Значит, в последнее время ты ни с кем крутым не знакомилась?
- Я в последнее время разносила почту в родном селе, где самым богатым мужиком считается Федька Лопухов, который пьет не каждый день и поэтому ему хватает получки на две недели...
- А тот мужик, с кем ты в аварию попала? Братки-то за нее ведь расплачивались...
- Это единственное, что пришло мне в голову. Но ты бы видела его машину! Металлолом, который не каждая свалка примет. А одежда - ботинки "прощай, молодость", какая-то спецовка, руки грязные, небритый... Хотя, - Марина на секунду задумалась, - что-то в нем было непохожее на обычного работягу... Но уж на "нового русского" - он и вовсе похож не был! Под машину залез, сразу сказал - что сломано, трос от грузовика закреплял. И речь у него нормальная, «без пальцев»... Приятный вообще-то мужчина. Симпатичный. А я ему еще и нахамила в конце...
- Э-э-э! Не каждый миллионер на «мерсах» рассекает... И хотя тут уж и правда - совсем не похоже, но ведь эти крутые на «джипе» тоже не из сострадания к тебе приехали. Кто-то на их руководство сильно повлиял! Впрочем, может у твоего знакомого какой большой друг в ментуре или в мафии заседает... Ладно, чего гадать. Время покажет! - Лариса встала. - Сиди и жди своего «попутчика». Думаю - не сегодня-завтра тебе счет к оплате выставят. А мне на работу пора... Позвоню. Телефон-то какой?
- Там на кухне, на аппарате написан, - отрешенно сказала Марина.
- Да, ты не горюй! За такие деньги не грех и продаться! Я бы даже имени не спросила. А постепенно приживешься, сама командиром станешь... Ну, пока! - Лариса переписала на бумажку номер телефона, накинула дорогую шубку и выскользнула на лестничную площадку.
- Как у тебя тут вкусно пахнет, - сказал он. - Угостишь?В кабинете Евгений открыл встроенный в стенку бар, откуда достал початую бутылку и коньячные фужеры - пузатые, суженные вверх и на тонких коротких ножках. Они сели за длинный посетительский стол напротив друг друга.
- Даже с коньяком... - устало проговорил Лиховцев, поднимаясь и доставая чашки.
- Коньяк хороший? - улыбнулся заместитель.
- Нет, левый... Откуда ж хороший-то взять. Пойдем в кабинет.
- Представляешь, - сказал Лиховцев. - Только недавно узнал, что для коньяка нужны специальные рюмки. Вот - эти, - он указал рукой на фужеры.Он плеснул в фужер из бутылки и положил его на бок.
- И что в них специального?
- А, деревня! - рассмеялся Евгений. - Смотри.
- Видишь, коньяк не выливается?! Это - доза! А благодаря тому, что верх узкий, а низ широкий, спирт испаряется с большой площади и концентрируется в узкой части. Это - аромат!Евграфов неожиданно резко поднялся и принялся медленно ходить по кабинету.
- Гурман! - усмехнулся Евграфов. - Давно ли водку стаканами пил?
- Было и стаканами... - Лиховцев поднял фужер. - Но, знаешь, мне кажется, что тогда мы жили не хуже... Было что-то человеческое, доброе, не замешанное на деньгах!
- Согласен... Ну, что с Новым годом?
- С наступающим... - уточнил Евгений и легонько стукнул своим фужером по фужеру заместителя.
- Ты чего на концерте не остался? - сделав маленький глоток спросил Евграфов.
- Заканчивал читать бюджет. Терпеть не могу оставлять что-то важное на новый год.
- Ну, и как?
- Вроде бы все складно. Не считая расходов на охрану, информацию, разведку... - Лиховцев прищурился и, улыбаясь, посмотрел на зама.
- Жень! Мы ж об этом говорили... - обиженно протянул Евграфов.
- Ладно, пока ты нас не разоряешь. Кстати, как с моей просьбой?
- За этим и пришел, - заместитель директора приоткрыл принесенную папку и достал несколько бумажек. - Докладываю по пунктам. Первое - это по вашим обидчикам. С ними было все очень просто. Номер и модель мы знали, поэтому найти ублюдков не составило труда. Более того, они оказались из команды Гриши Василькова, широко известного под кличкой Мурза. Этого авторитета, еще в его бытность рядовым квартирным вором я определял на зону. Относился я к нему неплохо, но он тогда имел неосторожность немного «постучать» на подельников, которые ныне живы и здоровы и таких подлянок не прощают... Сейчас Мурза держит пару рынков, делает «крыши» для пяти-шести не весть каких контор, получает бабки с сутенеров в паре гостиниц и немного подворовывает машины. Зацепок за него было больше, чем достаточно, поэтому он сдал свою братву за десять минут. Им определили десять тысяч штрафа «чистыми» деньгами и поручили отвезти адресату, что они безропотно выполнили точно в намеченные руководством шайки сроки. Девушку мы к тому времени нашли и всю информацию по ней имели.
- Я ошибся? - спросил Лиховцев.
- Нет, Женя... Хотя я и не верю в физиономистику, но ты оказался прав. Девчонка из совсем бедной семьи, - Евграфов заглянул в вынутую из папки бумагу. - 26 лет, закончила медучилище, дважды недобрала баллов в мединститут, работала в районном центре в больнице. Работала хорошо. Потом влюбилась в вояку, который заморочил ей голову, наврал, обнадежил и... бросил. Вернулась в деревню и устроилась работать на почту. Больная мать, младший братишка. Живут совсем плохо... Никаких странных связей. По отзывам - честная, умная, добропорядочная. Со всеми ладит...
- Ладно, давай дальше...
- Дальше... деньги ей отвезли, извинились. Она сначала отказывалась, но в конце концов - взяла. - Евграфов вновь немного отпил из фужера. - Хороший, однако, у тебя коньяк...
- Ты не отвлекайся.
- Хорошо. С институтом было сложнее, но нашли должника - близкого родственника ректора и вопрос решился. С квартирой и машиной - сам понимаешь, без проблем... Квартиру укомплектовал психолог, которому дали на девушку все имеющиеся данные. Размеры ее мы тоже узнали. Твою записку, положили на стол. Вот и все...
- Что все?! Она приехала в институт? Была в квартире?
- Ты из себя Сталина не строй, - сказал Лиховцев. - Рассказывай дальше.Он снова открыл папку и медленно стал выкладывать перед Лиховцевым связки ключей, документы на машину и квартиру, зачетку и студенческий билет, толстую пачку долларов... Поверх этого он положил исписанный лист бумаги. Евгений взял его в руки и стал читать.
- Расскажу, - Евграфов остановился и облокотившись двумя руками на спинку стула пристально посмотрел на Евгения. - Но сначала скажи мне не как заместителю, а как человеку, которому ты доверяешь, который старше тебя и к которому ты часто прислушиваешься - зачем ты все это затеял? Зачем ты выбросил столько собственных денег? Какая у тебя была конечная цель?
- Зачем тебе это? - выдержав взгляд спросил Лиховцев.
- Я просто хочу услышать твой ответ.
- Хорошо, - Евгений налил в фужеры еще коньяку и закурил сигарету. - Я тебе отвечу. У каждого человека в душе заложено стремление творить добро. У одних оно задавлено до микроскопического состояния, у других - лежит на поверхности, но это чувство есть у всех. Если человек умеет жить только ради себя и не способен помогать ближнему, то он - уже не человек. Он - животное... Нет, даже звери заботятся о потомстве. Он - железный игральный автомат, настроенный только на выигрыш. За последние годы нас приучили к жестокости, к достижению целей любыми путями, к любви только к себе... Но, знаешь, все-таки в нас оставили чувство сострадания... Я - богатый, преуспевающий человек. У меня есть все и моя жизнь обеспечена. Но я остался жить в реальном мире. У меня, к счастью, не получилось видеть окружающее из окна лимузина и из-за жалюзей офиса. Я страдаю от того, что не могу помочь всем в этой стране - старухам, собирающим бутылки по помойкам, толковым и деятельным мужикам, потерявшим работу, женщинам, из-за бедности боящимся рожать детей, инженерам, торгующим в палатках, ученым, подрабатывающим написанием курсовых богатеньким студентам...
- Но ты же постоянно что-то делаешь! - перебил Евграфов. - Сколько мы помогаем больницам, детским домам, школам...
- Да! Но это - помощь нашей фирмы. Это было и будет... Мы помогали и будем помогать. Но это все - обезличено. Купленные нами лекарства могут колоть и пенсионеру, и бандиту. По построенным нами дорогам могут ездить и занятные, небогатые дачники, спасающие огородом свой смешной семейный бюджет, и рэкетиры. И я захотел помочь лично. Помочь, не распыляя средства «на всех», а сделать счастливым одного человека, одну семью. Ибо если я, пробившийся наверх в этой смрадной жизни, не помогу нищему, то никто ему не поможет... Я знаю, ты скажешь, что на эти деньги я бы мог помочь многим, но повторяю - я не просто хотел облегчить жизнь кому-то. Я хотел подарить кому-то счастье! Счастье, понимаешь... И даже в этом деле во мне не умер эгоист, потому что осознание содеянного позволяет мне думать о себе лучше и становиться чище... И вот подвернулась эта девушка - красивая, бедная, отчаившаяся. Готовая ради семьи на полное безумие... Я поверил ей. Поверил чистым, нетронутым гнилью глазам, поверил душе, выплеснутой передо мной на дорогу, поверил в ту безысходность и отчаяние, которые овладели ей... И я подумал - пусть она будет счастлива... - Лиховцев залпом выпил коньяк. - По твоему, я безумец, сошедший с ума от богатства и всемогущества?
- Нет, Жень, ты не безумец... - Евграфов опустился на стул. - Значит, ты не собирался даже навестить Марину Морозову? У тебя не было к ней никаких личных интересов?!
- Никаких... Максимум, что я предполагал - это время от времени отслеживать ее жизненный путь и поправлять возможные ошибки, но... - Лиховцев запнулся. - Неужели ты подумал, что я собрался купить себе девочку?!
- Подумал... - опустил глаза Евграфов. - Но ты ее недооценил...
- Так, она отказалась! - Лиховцев хлопнул ладонью по письму. - Ай, молодец! - Он весело рассмеялся....Пенсию за ноябрь и вправду дали за день до Нового года. Марина закончила ее разносить и зашла домой. Мать, накрывшись серым пуховым платком, лежала на кровати поверх старого, штопанного покрывала. «Голландка» была натоплена и в доме было тепло.
- Да... - Евграфов скрестил пальцы рук перед собой. - Она вернулась в деревню и уже неделю опять работает почтальоном. Что будем делать?
- Ничего! Мы ничего не будем делать... Мы будем праздновать Новый год!
- Болит? - спросила она....Стылым предновогодним утром Марина шла по обочине укатанной снежной дороги, беззаботно размахивая захваченной из дома авоськой. Снег хрустел под подошвами больших, подбитых валенок. Мороз искрился инеем на сугробах, а лапы древних елей мерно раскачивались, осыпаясь вниз струящимся снегопадом. Яркое, но холодное солнце, заставляя прищуриваться, светило в лицо. Изредка навстречу проезжали машины, развозящие горожан, спешащих на праздник к родственникам и знакомым.
- Нет, я так... Устала что-то... Полежу немного.
- Я за тебя расписалась в ведомости - вот деньги. - Марина положила на стол купюры.
- Дошла бы до Хлебниково, там магазин открыт, купила что-нибудь к празднику. Надо ж встретить-то...
- Ладно, завтра сбегаю. Сегодня находилась, лень четыре километра топать...
- Марина, - мать приподняла голову с подушки. - Ты что ж с институтом-то так? А? Ведь хотела же... И по письму вроде приняли...
- Отстала я, мам, сильно... Не догнать. Да и как вы тут без меня... На следующий год обязательно поступлю. Увидишь.
- Да, ты за нас-то не волнуйся. Проживем по-маленьку... Закиснешь ты тут в глуши.
- Не рви сердце, - Марина пошла к выходу. - Я пошла: ведомость сдам и вернусь.
- Ну, ну... - мать посмотрела вслед дочери тоскливым, понимающим взглядом.