С днем рождения, Софа!
Огромный русский ресторан в Бруклине был заполнен до отказа. Длинные столы стояли тесными, неправильными рядами, и официанты, тщетно пытающиеся изобразить на усталых лицах нечто цивилизованное, протискивались боком между ними, разнося стандартные блюда и постоянно бормоча с бухарским или одесским акцентом «сорри» и «скьюз ми». В ресторане проходил «вечер дней рождения», и поэтому публика была совершенно разнокалиберной – от девочек-малолеток с намеками на одежду и смываемыми, «месячными» татуировками на всех местах почти полностью оголенного, недоразвитого тела до «божьих одуванчиков» уже неопределяемого возраста в костюмах и платьях, сшитых двадцать лет тому назад по великому блату у «подпольного» портного Бени Рабиновича во 2-м Тверском-Ямском. Малолетки, напробовавшись дешевого красного итальянского вина ежеминутно бегали в вестибюль курить, где, держа двумя тоненькими пальчиками длинные сигаретки на уровне взбитых причесок, что-то демонстративно мяукали по сотовым телефонам с видом любовниц брокеров с Уолл-стрита, а старики крутили головами на морщинистых шеях и пытались запечатлеть все до секунды на недавно приобретенные видеокамеры, с непривычки пользуясь ими, как фотоаппаратами.- Happy birthday to you,Далее же следовало поистине потрясающее:
Happy birthday to you…
- Happy birthday to Sofa,Наверное, в местных условиях это было совершенно нормальным, но у меня эти «to Sofa, to Lora, to Misha and to Sara» вызвали какие-то нервные смешки.
Happy birthday to you!
- Ты чего? - спросил Женька, запуская в рот вслед за опрокинутой рюмкой маринованный огурчик в сопровождении ритиных причитаний о вреде алкоголизма, приводящего к трагической смерти в нью-йоркских трущобах от цирроза печени.…Рита не доверила вести «вэн» домой никому, и села за руль сама. Женька был отстранен от управления транспортными средствами в связи с злоупотреблением «зеленым змием», а я – ввиду плохого, по ее мнению, знания дороги, хотя путь из Бруклина в Бордентаун, где проводился один из крупнейших автомобильных аукционов Нью-Джерси и который находился в десяти минутах езды от их нового дома был мне известен с прошлых лет досконально и шансов оказаться вместо Нью-Брансвика в десяти километрах к северу от Иркутска у нас практически не было. Рита водила машину уверенно, но осторожно, и несмотря на то, что я терпеть не могу, когда меня везет женщина, ночной путь в соседний штат оказался не слишком утомительным. Дороги сменяли друг друга – Turn-Pike на «первую», «первая» на «восемнадцатую»... Оранжевые «огни большого города» бойко бежали назад, а красные габариты обгонявших нас лимузинов улетали вперед. Я слушал воркование Риты, мучаясь от желания закурить. «Happy birthday, happy birthday...» – вдруг возникло в моей голове, и вместе с этой песенкой вдруг, ни с того, ни с сего, совершенно ни к месту вспомнилась одна история, рассказанная мне в Нью-Йорке пару лет назад...
- Так… песня вдохновила, - я кивнул на сцену, откуда неслось очередное вокально-инструментальное поздравление. - Убожество какое-то… Особенно впечатляет текст, когда имя тостируемого не влезает в размер и приходится петь «happy birthday to Solomon Isaakovich»… А не пробовали разучить – «Путь бегут неуклюже…» или «У Вас сегодня, День рожденья…»?
- Ну, он как первый раз на Брайтоне… - взмахнул Женька вилкой. – Вы посмотрите, ему уже и «happy birthday» не нравится!
- Да мне без разницы… Ну, просто смешно.
- Пойдем покурим, борец ты наш за чистоту русской речи…
- Пошли. Я, кстати, свежий анекдот вспомнил, - я поднялся и, под Риткины размышления о вреде никотина и нашем неизбежном летальном исходе от рака легких, направился в вестибюль…
- Все, нам дали разрешение...Уехать в США они решили с год назад. Мила относилась к этому как-то безразлично, полагая, что дальше разговоров дело не продвинется. Михаил же вдруг оказался целеустремленным, быстро оформил нужные документы и, вот, время неожиданно настало.
- И что? – оторопело спросила Мила....Нью-Йорк встретил их не слишком приветливо: маленьким «ван бедрумом» в плохом районе Бруклина, поиском хоть какой-то работы и тщательной экономией тех небольших денег, которые удалось выручить в Москве от продажи имущества и разными способами переправить за океан. Лето прошло тяжело, но, наконец, Мила устроилась секретарем в небольшую русскую компанию, а Михаил – водителем в «карсервис» – эмигрантскую «школу жизни». Они приходили домой разбитыми от усталости. Она, морально, от тупой, бесперспективной деятельности, он, физически, от двенадцатичасового мотания по словно зажаренному на сковородке городу, стояния в окаменелых «траффиках» и претензий русских клиентов, садящихся в его разбитый «краун вик» и переезжающих с Ave. Y на T, с видом людей, вызвавших «стрейч-лимузин» для поездки в Манхеттен за покупками в магазины Hugo Boss и Gucci.
- Как что? Уезжаем...
- Когда?
- Хоть завтра.
- Надо ж дать Борьке седьмой класс закончить...
- Осталось три месяца. Как раз полностью подготовимся...
- Меня точно спросят, а я ни черта не знаю... – Хьюго ерзал по скамье и тщательно прятал глаза от учительницы, выискивающей в классе «жертву». – Ты что-нибудь знаешь? – прошептал он Борису.Кэролл неожиданно покраснела до корней своих рыжих волос и стала похожа на редиску, посаженную вверх ногами.
- А что там знать... – побурчал тот.
- Вызовись, а? – черные испанские глаза смотрели с мольбой.
- Не вопрос... Только потом скажешь всем, что я не выскочка.
- О’кей! – обрадованно прошипел Хьюго, и Борис поднял вверх руку.
- Боб, ты хочешь ответить? – низким голосом произнесла Кэролл и поправила прядь густых рыжих волос.
- Да.
- Хорошо. Расскажи нам то, что мы проходили на прошлом уроке.
- Таблица Менделеева создана на основании открытого им же периодического закона химических элементов... – начал Борис.
- Чья таблица?! – перебила его учительница. – Я ослышалась?
- Нет, все правильно: таблица химических элементов Дмитрия Ивановича Менделеева, великого русского ученого-химика, который впервые, в конце девятнадцатого века открыл их периодичность. Разумеется, впоследствии таблица дополнялась, так как при жизни ученого многие элементы еще не были открыты, но Менделеев на основании своего закона предсказал открытие ряда элемнтов, таких, как галлий, германий, скандий…
- Боб! - вновь остановила его Кэролл. – Давай обойдемся без коммунистической пропаганды, будто все на свете первыми придумали русские... Никакой Менделеев, - она с трудом произнесла трудную фамилию, - или как ты его там назвал, никаких таблиц не создавал. Отвечай по существу вопроса.
- Никакая это не пропаганда... – заупрямился Борис. – Тем более – коммунистическая. Во времена Менделеева еще никаких коммунистов-то в помине не было. Он умер в 1907 году, а революция произошла только через десять лет. И открыли русские первыми не все на свете: индукцию - Майкл Фарадей, теорию относительности – Альберт Эйнштейн, телеграф изобрел Эдисон, закон всемирного тяготения создал Исаак Ньютон, а вот периодическую таблицу элементов – Менделеев... Что ж в этом такого?!
- Никакой Менделеев таблицу не придумывал, - уже зло, сквозь зубы повторила учительница. – Запиши это большими буквами у себя в тетради! Садись!
- Тогда скажите: а кто ее изобрел?
- Никто!Слезы вырвались наружу и бесшумно покатились по щекам мальчика, оставляя мокрые полосы. Он вытирал их одной рукой, собирая другой учебники в сумку. Класс молчал. На пороге Борис неожиданно обернулся и, всхлипывая, закричал:
- То есть как? Она что же из воздуха образовалась? Как в Библии – “да будет свет”?
- Сядь, Боб! Я ставлю тебе отрицательный бал!
- За что? Я все знаю о периодическом законе Менделеева! Мы это проходили в Москве еще в шестом классе.
- Меня не интересует – чему вас учили в России! Здесь – Америка!
- Да, но таблица Менделеева – это мировая научная ценность, и она не имеет нескольких толкований... – Борис почувствовал, как к горлу подступил ком, и предательские слезы приготовились хлынуть из глаз.
- Я удаляю тебя из класса! Завтра же твои родители должны быть в школе. Выйди вон!
- А еще русские изобрели радио, водородную бомбу, электрическую лампочку и первыми запустили человека в космос! – он выбежал из класса и сильно хлопнул дверью.…Мила пришла домой, как обычно в семь часов вечера и обнаружила сына, лежащим на старенькой тахте с устремленным в потолок, отсутствующим взглядом.
- Привет! Как дела в школе? – спросила она, снимая пальто.Поздно вечером с работы вернулся измученный Михаил, и Мила рассказала ему историю, произошедшую с их сыном.
- Плохо, - ответил Боря, не меняя позы. – Тебя в школу вызывают, а я туда больше не пойду…
- Что?! – Мила уронила вешалку и застыла в ожидании пояснений.
- Меня выгнали с урока химии и без тебя или отца в класс не пустят.
- За что?
- Из-за Менделеева…
- Из-за кого?!
- Они там на химии проходят таблицу химических элементов, а я сказал, что ее создал Менделеев.
- Ну, так он ее и создал, насколько я знаю… Но разве за это выгоняют из школы?
- Училка запретила мне произносить эту фамилию и обвинила меня в коммунистической пропаганде. Я с ней заспорил, ну, она меня и выгнала…
- Фу, ты… - Мила облегченно рухнула на стул. – Ну, это пустяки. Завтра пойдем вместе в школу, извинишься перед учительницей…
- Не буду я извиняться перед этой дурой! – Борька вскочил с тахты. – И я не пойду в эту дурацкую школу! Пусть она передо мной извиняется – я был прав!
- Боря! – произнесла Мила строго. - Какая разница, кто составил эту чертову таблицу? Будь взрослее! Тебе еще учиться и учиться…
- Для меня есть разница…
- Не морочьте мне голову, - проворчал Миша. – Идите завтра в школу и утрясайте ситуацию. Подумаешь, какое дело…Михаил нервно допил чай и пошел к сыну. Тот обиженно, насупившись, сидел в углу и безучастно смотрел телевизор.
- Он не хочет идти!
- Мал он еще хотеть или не хотеть. Учиться пока его обязанность!
- Поговори с ним сам. Меня он слушать не хочет…
- Борис, ты завтра пойдешь в школу! Понял?Целый час Михаил убил на то, чтобы уговорить сына идти в школу. Наконец, отчаявшись, он вернулся на кухню.
- Не пойду…
- Хватит капризов! Ну, не знает учительница человека, открывшего периодический закон, и что? Разумеется, ей трудно признаться в этом перед всем классом, а ты принялся ее поучать. В Америке не любят ничего «неамериканского» и, поэтому, в отдельных случаях стараются присвоить этому собственное происхождение, а в других – просто умалчивают. Это часть национальной идеологии. Идеологии страны, в которой ты теперь живешь! И ее придется принять – хочешь ты того или нет... В России была своя идеология, во многом совершенно идиотская, но ты же ее принимал?! А вдруг и вправду эту таблицу сделал не Менделеев?
- А кто? В Москве наш «химик», Николай Иванович, нам все рассказал. Двадцать лет Менделеев потратил, чтобы открыть этот закон! И в учебнике было написано об этом…
- Мало ли что было написано в наших учебниках… - вздохнул Миша. – История, например, оказался вовсе не такой, как нам ее преподавали… И политэкономия, и теория научного коммунизма…
- Как ты не понимаешь! Это ж химия, точная наука! Она не может быть «не такой»… И Николай Иванович не мог врать…
- Ни в какую… Ну, не ремнем же ему мозги вправлять...Мила нашла Кэролл в комнате, которую в наших школах называют «учительской». Раньше она никогда не видела преподавателя и поэтому первую минуту молчала, пытаясь понять, кто из присутствовавших в кабинете женщин является учительницей Бориса.
- Ладно, я завтра сама схожу, - сказала Мила. – В конце концов, я тоже считаю действия этой Кэролл несправедливыми.
- Только спокойнее, прошу тебя.
- Я буду глыбой льда из холодильника «Ока», стоявшего у нас на московской кухне, - улыбнулась Мила.
- Могу я видеть миссис Ричардс? – так и не определившись, спросила она.Мила вспыхнула, губы ее задрожали в приступе обиды, перемешанной со злобой. Лед в московском холодильнике растаял и начал стекать вниз струйками воды, превращавшейся по дороге в кипяток.
- Мисс Ричардс… - поправила ее рыжеволосая дама лет тридцати пяти, отмечая про себя, что пришедшая женщина удивительно чисто говорит по-английски. – Это я.
- Извините. Я Мила Шульман, мама Боба, которого Вы вчера удалили с занятий.
- А-а-а… - протянула Кэролл, - У Вас очень дерзкий сын!
- Мисс Ричардс, - Мила на секунду запнулась. – Боб хороший и умный мальчик, но у него своя версия произошедшего. Кроме того, он еще не адаптировался к новым условиям жизни... Не расскажите ли Вы мне – что же произошло на самом деле?
- Сначала он пытался нести какую-то чепуху, а когда я его поправила начал откровенно грубить!
- Грубость не присуща Бобу… А что Вы имеете ввиду под словом «чепуха»? Он сказал мне, что Вы не согласились с его утверждением относительно происхождения периодического закона и таблицы химических элементов.
- Что значит «не согласилась»?! – Кэролл насупилась. – Я указала ему на заблуждение, и в ответ услышала грубость!
- Но то, что закон открыл Менделеев, вовсе не заблуждение… - попыталась возразить Мила, но Ричардс перебила ее.
- И Вы туда же! Три месяца в стране, куда вы убежали от своего псевдоантисемитского коммунистического кошмара и уже пытаетесь навязывать свою идеологию! Вам мало медикейта и Восьмой программы? Приехали к нам, так живите по нашим законам! Короче, или Ваш сын извинится передо мной и перед всем классом, или я потребую отчисления его из школы!
- Нет, мисс Ричардс! Это Вам придется извиняться перед моим сыном! Да, мы может быть и «сбежали», но никто не дает Вам права упрекать нас в этом и издеваться над моим ребенком! – она резко повернулась и вышла из комнаты под гробовое молчание коллег Кэролл.Вечером Михаил, увидев разъяренную жену, не стал тотчас набрасываться на нее с вопросами, зная, что через некоторое время она сама выплеснет свои эмоции. Он разогрел ужин, позвал Борьку, целый день просидевшего сиднем дома и, разложил еду по тарелкам. Ужин прошел в гробовом молчании, и только когда сын вновь вернулся в комнату, Мила заговорила. Она рассказала о беседе с учительницей и о нанесенных ей оскорблениях.
- Я все понимаю... – Мила немного остыла и говорила спокойно. – Но мы не должны оставить это так, как есть. Борису не в чем извиняться, и я не хочу, чтобы его психику травмировали некомпетентностью и тупым отрицанием очевидного...Михаил посмотрел на красивое, утонченное лицо своей жены, обрамленное черными, начинающими седеть волосами, не выдержав яростного взгляда темных, огромных глаз, отвернулся и тихо сказал:
- Ты соображаешь, что говоришь? Кто мы? Пришельцы с «гринкартой», на которой не высохли чернила! У нас нет ни кредитной истории, ни веса в обществе, ни путной работы... И ты собралась бороться с системой?
- Ни с какой «системой» я бороться не хочу! Я желаю только одного – чтобы моего сына не отучали уважать себя и думать! Я просмотрела их программы, и я хочу, - Мила сделала на этом слове ударение, - чтобы он знал, что кроме «Унесенных ветром» существуют еще кое-какие книги, написанные и американцами, и русскими, и китайцами. Я хочу, чтобы он знал, что кроме войны Севера и Юга были еще Освенцим, Хиросима и взятие Берлина. Я хочу, наконец, чтобы он знал, что столица Австралии – Канберра, а не Лос-Анжелес! Учась же только в этой школе, он этого ничего знать не будет, потому что там предполагается нечто другое... Но если с этой проблемой я и ты справимся сами, если для этого существуют соответствующие книги, не предусмотренные школьной программой, но хотя бы не запрещенные к изучению, то за сохранение сына, как личности, за то, чтобы у него была своя позиция и самоуважение придется бороться уже всеми возможными и невозможными, доступными и даже запрещенными здесь средствами.
- Понимаешь... – Михаил старался говорить, как можно мягче. – Здесь так принято... Учат в основном необходимому, знания профилируют на ранних стадиях...
- Да. У нас это называлось узкой специализацией! Я согласна, но не за счет общей культуры! Короче, или ты, как мужчина защитишь своего ребенка от унижений, или... это сделаю я!
- Хорошо......Владимир Шустер сидел в своей небольшой конторке на «втором Брайтоне» и мучительно размышлял над вопросом – выползать для обеда из теплого, уютного офиса на промозглую январскую улицу или позвонить в китайский ресторанчик и заказать «деливери» какой-нибудь «чайной» лабуды. Первый вариант его не устраивал необходимостью куда-то плестись под моросящим, холодным дождем, а второй – стойкой ненавистью к рису и сладким соусам, сопровождавшим китайскую кухню.
- Да-да, входите! – крикнул он, не оборачиваясь и будучи уверен, что это пришел кто-то из клерков.Слушая его, Владимир пытался угадать главное – какую же компенсацию с неэрудированной учительницы запросит новый клиент. Наивные попытки разбогатеть в судебном порядке предпринимались его подопечными не раз, причем в ход пускались самые разнообразные иски – от оплаты страховок за сломанную посредине тротуара лодыжку до компенсации морального ущерба, понесенного в результате выставления злобной соседкой у двери мешка с «гарбичем». Но чтобы люди пытались «срубить по легкому» сотню-другую баксов на имени русского ученого-химика Шустеру слышать не приходилось.
- Я хотел бы поговорить с господином Шустером, - раздалось за спиной.
- Да, это я, - Владимир обернулся и увидел на пороге мужчину средних лет с аккуратной бородкой в джинсах и кожаной куртке, одетой поверх серого шерстяного свитера. – Проходите, - добавил он, досадуя в душе на откладывающийся обед и протягивая руку для приветствия.
- Михаил Шульман, - представился мужчина и присел в предложенное, черное кожаное кресло.
- Я весь – внимание, - Владимир вернулся за свой стол и занял выжидательную позу. – Кофе будете?
- Нет, спасибо, - смущенно произнес посетитель, опустил глаза, явно собираясь с мыслями, и вдруг спросил: - Вы знаете, кто открыл периодический закон химических элементов?
- Хм... – поперхнулся Шустер. – Знаю... А Вы уверены, что для консультации по этому вопросу Вам нужен именно лойер?
- Уверен. Дело заключается в защите чести моего ребенка.
- И какое же отношение к этому вопросу имеет господин Менделеев, усопший лет сто тому назад?
- Непосредственное, - ответил Михаил и достаточно последовательно принялся излагать свою историю.
- И вот я пришел к Вам, - закончил Михаил на том месте, когда Мила вернулась из школы.Владимир поблагодарил судебного клерка, аккуратно положил тонкую картонную папку с надписью «Shulman vs Reachards» на обложке в дорогой, кожаный «дипломат» и, пройдя по лабиринтам большого, запутанного здания, вышел на унылую, серую улицу. Закинув чемодан на заднее сиденье «мерседеса», он покинул паркинг и поехал в сторону Belt. Делом Шульмана он начал заниматься только вчера, но успел почти все сделать – опросить мальчика и его маму, написать исковое заявление, зарегистрировать его и даже назначить дату судебного заседания. Дело было простым, как таблица умножения, «верняком» и, главное, не требовало никаких дополнительных расходов, поэтому он решил все закончить сегодня, чтобы завтра с утра заняться сложными проблемами чудовищной «разводной» тягомотины, затеянной некоей Сарой Кац против своего бывшего мужа, заловленного ей в мотеле с двумя украинками.
- Интересно... – протянул Владимир и, не сдержав кривой улыбки, спросил. – И в какую сумму Вы оцениваете полученную Вашим сыном психическую травму от того, что его преподаватель не знает русской истории?
- Дело не в русской или мировой истории, а... – начал было Шульман.
- Хорошо-хорошо... В оскорблении личности... Так, что с суммой?
- Нет никакой суммы...
- Как Вы сказали? – опешил адвокат.
- Я хочу, чтобы учительница моего сына публично, на уроке в классе признала, что мой сын был прав и исправила ему неудовлетворительную оценку.
- И все?!
- Все...
- А расходы на юриста и судебные издержки Вы не потребуете компенсировать за ее счет?
- Нет.
- А Вы знаете, во сколько Вам это обойдется?
- Я только догадываюсь... – вздохнул Михаил и вновь опустил глаза.
- Простите, господин Рокфеллер не приходится Вам родным дядей?
- Я готов выслушать Ваши требования, - вдруг жестко произнес Шульман и бросил на адвоката довольно злобный взгляд. – Или мне пойти в лойерскую контору на соседней улице?
- Ну-ну... Не надо горячиться, - подняв руки, проговорил Шустер. – Ваш вопрос чрезвычайно прост и решаем. Просто мне удивительно, что Вы не хотите покрыть свои расходы за счет ответчика.
- Я не хочу, чтобы моя проблема приобретала коммерческий характер. Дело в моральном удовлетворении.
- Сразу видно, что Вы недавно здесь... О’кей! – Владимир достал из пластмассового бокса желтый квадратный листок бумаги, что-то на нем написал и протянул Михаилу. – Верхняя цифра – максимальные судебные издержки, но она может быть чуть меньше. Нижняя – мой гонорар, и он редакции не подлежит.
- Согласен, - посмотрев на листок, со вздохом сказал Шульман. – Сроки?
- Семь-десять дней, в судах очереди... Сейчас Вы заполните договор у моего секретаря, внесете небольшой депозит и оставите данные на ответчика. Я Вам позвоню за два-три дня до суда.
- Хорошо, спасибо, - Михаил встал и пожал протянутую руку лойера.
- Кто-нибудь звонил? – по привычке спросил он.В зал суда Шустер вошел привычной, деловой походкой и направился в сторону понуро сидевшей на скамье семье Шульманов. Поздоровавшись, он тихо поговорил с Борей и Милой и направился к адвокату Кэролл, толстенному, страдающему одышкой лысому мужчине в мятом костюме, восседавшему рядом со своей подзащитной. Мисс Ричардс выглядела невозмутимой, но чувствовалось, что все происходящее ей крайне неприятно.
- Да. Кацман по поводу своего иншуренса за травму руки. Анатолий Берг из Бостона – не знаю зачем, сказал, что перезвонит позже. Ваша жена…
- Берг?! – встрепенулся Шустер. – Ты говоришь - Берг?
- Да… - удивленно произнесла девушка.
- Иди, - Владимир махнул рукой в сторону двери, открыл ящик стола и вынул оттуда большущую потрепанную записную книжку. Перелистав страницы, он, наконец, нашел нужную запись и торопливо, словно боясь опоздать, набрал номер телефона.
- Слушаю, - раздалось в трубке.
- Толя, привет! – по-русски заорал Шустер на весь кабинет. – Ты звонил?
- Да, Володя, здравствуй!
- Какие проблемы?
- Ни малейших… Просто я собираюсь в среду приехать по делам в Нью-Йорк и хотел встретиться с тобой, посидеть в «Распутине»… Мы же не виделись года два!
- В среду? А когда ты уезжаешь?
- В пятницу, хочу вернуться домой к началу уикенда.
- Тебя мне сам Бог посылает. У тебя найдется для меня время в четверг в одиннадцать часов?
- Без проблем, а что нужно сделать?
- Сейчас объясню… Только ответь мне – кто изобрел периодический закон химических элементов?
- Хм… Менделеев, разумеется… Только не изобрел, а открыл.
- Ну, тогда «Распутин» за мной!…
- Владимир Шустер, адвокат Бори Шульмана, - представился защитник.Они отошли в угол зала.
- Дэйв Мэлсон, - толстяк протянул ему потную ладонь и предложил. – Пошепчемся?
- С удовольствием…
- Слушай, давай замнем это дело, - начал Дэйв.Судья появился в зале как-то незаметно. Это был пожилой, седой мужчина в огромных очках. Он сел на свое место и, без всякого вступления, перешел к делу.
- То есть?!
- Ну, признаем, что обе стороны вели себя… неадекватно, пожмем друг другу руки, получим гонорары и поедем пить виски в Манхеттен. Я угощаю…
- У меня другое предложение: твоя учительница с места в карьер объявляет, что согласна с иском, завтра в школе перед классом извиняется перед мальчиком, называя русского ученого Менделеева светилой химической науки, а мы с тобой едем пить русскую водку на Брайтон. Разумеется, за мой счет. Идет?
- Хм… - Мэлсон замялся, - Да, конечно, я с трудом, но узнал, что эту чертову таблицу нарисовал какой-то русский. Но ты же видишь, - он незаметно кивнул в сторону Кэролл. – Это же упрямая ирландка… Она не переживет полного исполнения твоего иска. Поэтому, мне придется гнуть в сторону грубости мальчугана и неподчинения преподавателю…
- Как знаешь, - Владимир слегка хлопнул Дэйва по плечу и улыбнулся, - Но водка все равно за мной…
- Что вы, русские, за народ… - устало вздохнул Дэйв.
- Слушается иск Боба Шульмана к мисс Кэролл Ричардс о защите своего достоинства. Стороны знакомы с материалами дела?Кэролл немедленно покраснела и, не глядя на Шульманов, проговорила.
- Да, Ваша Честь, - почти хором заявили адвокаты.
- Отлично, - будто обрадовался судья. – Мисс Ричардс, что Вы можете сказать по существу предъявленного Вам иска?
- Мой ученик, Боб Шульман, нанес мне оскорбление в присутствии всего класса.…Появление Бориса класс встретил гробовым молчанием. Глядя перед собой, он прошел к своей парте и сел рядом с Хьюго. Пуэрториканец протянул ему руку и прошептал:
- В чем конкретно это выражалось?
- Он… - мисс Ричардс запнулась, - не реагировал на мои замечания, спорил со мной…
- Из-за чего возник спор? – судья смотерл на Кэролл поверх очков и был сам похож на учителя, вызвавшего ученика к доске.
- Боб при ответе начал фантазировать, а когда я его поправила, стал грубить… Мне пришлось удалить его из класса.
- Мисс Ричардс, - сказал судья строже. – Повторяю, назовите конкретную причину вашего спора.
- Происхождение периодического закона химических элементов. Шульман утверждал, что его авторство принадлежит русскому ученому. Я сделала ему замечание, чтобы он отвечал по существу вопроса, после чего Боб стал вести себя вызывающе…
- А кто на самом деле открыл этот закон? – спросил судья.
- Ваша Честь! – Вскочил с места Мэлсон. – Моя подзащитная действовала в строгом соответствии со школьной программой, где имя автора закона не указано!
- Я повторяю вопрос! – строго произнес судья. – Мисс Ричардс, Вам известно – кто был автором указанного закона?
- Нет, - гордо заявила учительница. – Этого нет в программе школы, поэтому, я считаю данный вопрос лишним для учеников…
- Разрешите вопрос? – поднял руку Шустер.
- Хорошо, - согласился судья.
- Боб Шульман за совершенно правильные знания получил неудовлетворительный балл и был изгнан из класса, что нанесло ему сильное моральное потрясение. Поэтому я хочу, чтобы мисс Ричардс ответила на такой вопрос – что в ответе Боба было неверным, неправильным, а не лишним, ибо знания «лишними» просто не бывают.
- Отвечайте!
- Неверной в его ответе была реакция на мое замечание…
- Вы утверждали, что Шульман ошибается в своем ответе?
- Да…
- Хорошо, присядьте, - судья перелистал какие-то страницы у себя на столе. – Вопрос к защите Шульмана.
- Да, Ваша честь!
- Какое утверждение Боба Шульмана стало причиной конфликта?
- Утверждение, что периодический закон химических элементов и соответствующую ему таблицу открыл русский ученый Дмитрий Менделеев.
- Вы можете это доказать?
- Да.
- Я протестую! – Вскочил со места Мэлсон. – Это не имеет никакого значения в данном деле. Вопрос в неуважительном отношении Шульмана к преподавателю.
- Протест отклонен.
- Ваша Честь, - сказал Шустер, ехидно посмотрев на Дэйва. – Для доказательства я прошу пригласить свидетеля мистера Берга.
- Хорошо, - согласился судья и кивнул секретарю. Та прошла к двери и через минуту в зале появился высокий, седой мужчина, лет сорока пяти с пухлым старомодным портфелем в руках.
- Назовите ваше имя и профессию.
- Анатолий Берг, профессор Бостонского университета. Специалист в области химического синтеза.
- Вы можете доказать, что закон химических элементов открыл некто… - судья заглянул в какую-то бумагу и с трудом выговорил трудную фамилию – Менделеев?!
- Разумеется, - улыбнулся Берг. – Это исторический факт. Русский ученый Дмитрий Менделеев открыл указанный Вами закон в 1869 году, когда он составил широкоизвестную таблицу «Опыт системы элементов, основанный на их атомном весе и химическом свойстве». Это открытие – фундамент всей неорганической химии. Я не буду задерживать Ваше внимание на роли Менделеева в химической науке – она огромна, но для доказательства рассматриваемого вопроса прилагаю эту литературу. – Анатолий открыл портфель и передал судье несколько увесистых книг. – Здесь полным полно доказательств принадлежности Менделеева к созданию периодической таблицы и самого закона. Все книги выпущены в США. От себя добавлю, что в 1955 году американский, подчеркиваю – американский ученый-химик Сиборг, синтезировавший 101-й элемент таблицы присвоил ему название Менделевий, о чем в книге «Искусственные трансурановые элементы» - она тоже перед Вами – писал, что это название дано, цитирую – «…в знак признания приоритета великого русского химика Дмитрия Менделеева, который первым использовал периодическую систему элементов». И последнее – имя Менделеева в 1964 году занесено на Доску почета науки Бриджпортского университета, штат Коннектикут, в число имен величайших ученых мира. У меня все, ваша Честь…
- Спасибо, у меня больше нет вопросов, все свободны, - произнес судья. – Решение будет через двадцать минут. Перерыв.
- Здорово ты рыжую прижал!Борис промолчал и начал выкладывать учебники и тетради. Через пару минут в класс вошла Кэролл. Она выглядела сильно удрученной. Учительница прошла к своему столу, жестом показала, что ученики могут сесть, на секунду задумалась и, стараясь не смотреть на Шульмана, нетвердым голосом сказала:
- Я должна признать свою ошибку…Вместо ответа, Борис прошел к доске, приблизился вплотную к учительнице и произнес:
- Мисс Ричардс! – Класс, как по команде обернулся и увидел стоящего у парты Бориса.
- Что ты еще хочешь?! – воскликнула Кэролл.
- Я прошу у Вас извинения за нетактичное поведение и хочу, чтобы мы стали друзьями и больше не вспоминали о случившемся. Пусть это будет обычным недоразумением, - и он протянул учительнице руку.Кэролл машинально пожала ладонь мальчика и внезапно ее лицо озарила приятная, естественная улыбка, а из глаз потекли по щекам добрые, неожиданные слезы.
- Спасибо, Боб, садись на место… - Она открыла маленькую белую сумочку, вытерла крошечным платком глаза и, преодолевая дрожь в голосе, сказала, - Откройте тетради. Напишите на первой странице следующее: «Периодический закон химических элементов открыл великий русский ученый Дмитрий Менделеев»……Владимир Шустер сидел в своем офисе за бумагами, когда дверь открылась и на пороге появился Михаил Шульман.
- А! Привет! Ну, как дела у сына в школе?Шустер встал, обошел стол и, подойдя к Михаилу отстранил его руку.
- Все в порядке. Я принес деньги… Спасибо, - он протянул адвокату конверт.
- А мы в расчете!На обложке золотыми буквами было написано: «Дмитрий Менделеев. Основы химии». Михаил открыл книгу и увидел портрет – бородатый химик смотрел на него с какой-то еле заметной, доброй улыбкой…
- То есть как?!
- Я делаю Вам дискаунт – сто процентов.
- Это совершенно лишнее…
- Михаил, я не Армия Спасения и не миллионер с причудами, но Вы мне уже заплатили сполна, уверяю Вас, ибо оплата труда может измеряться не только купюрами. Спасибо! – Он вернулся за стол и, открыв «дипломат» достал из нее книгу в темно-зеленой обложке. – А это передайте Борису от Толи Берга.
…- Вот мы и дома! – Рита повернула ключ в замке зажигания. – Женя, просыпайся!Мы вышли из «каравана» и направились к дому. Женька ринулся в подвал к компьютеру, Рита ушла укладывать Мишку, а я поставил чайник на газ. Через несколько минут он засвистел, давая знать, что вода вскипела. Я пил горячий «липтон» и смотрел на свое отражение в черном, ночном, поделенном на квадраты окне.