![[Оглавление]](images/lit-mainindex.jpg){kind=small}
![[Следующий рассказ]](images/lit-nextbook.jpg){kind=small}
8. Неделя развлечений. (Пятница)
Я очнулся часов в восемь утра. Именно очнулся, потому что язык не поворачивается назвать пробуждением момент, когда открываешь глаза и на тебя с белого, словно больничного потолка свинцовыми шарами падают проблемы, по полной программе навороченные с вечера, а ты, уворачиваешься и мечешься мозгами, пытаясь определить - с чего начать приведение дел в нормальное состояние. При этом основной созидатель всех, разом обрушившихся трудностей умиротворенно сопит на соседней койке, будто разбивать перед гонкой боевую машину и методично уничтожать автопарк гостеприимной державы является для него таким же будничным вопросом, как посещение булочной. Я потряс головой, чтобы упорядочить броуновское движение мыслей, встал, наполнил водой чайник и, пока он закипал, принялся умываться. Более-менее четкий план действий созрел почему-то в процессе бритья тупым, месячной давности «жиллетом», надрывно скребущим щеки и подбородок. В его основе лежала некогда, в юношеские годы вдолбленная в мозги вместе с победоносным учением о политэкономии теория социалистической интеграции, предполагающая разделение усилий, дабы не кидаться гуртом на одно и то же, расталкивая друг друга плечами и локтями для внесения максимальной лепты в дело восстановления маленького, но хлопотного хозяйства нашей гоночной «лавки».
Центральным вопросом являлось восстановление «опеля», чьи боевые кондиции были изрядно подпорчены во время вчерашнего ДТП. И хотя где-то в глубине души меня переполняла гордость за крепость нашего агрегата, сумевшего нанести бескомпромиссный total lost басурманскому «пежо», сохранив при этом собственную работоспособность и приемлемый внешний вид, но необходимость проведения жестяных реставрационных работ и добывания правой фары беспокоило изрядно, даже несмотря на торжественную клятву Фодина сделать «Корсу» к началу техкомиссии «как новой». Кроме Сереги, я спланировал направить на этот участок Катерину и Жана-Франсуа, водрузив на их плечи ответственный момент поиска и закупки злополучного осветительного прибора, что учитывая непопулярность «опелей» во Франции представлялось делом, близким к безнадежному.
Вторым по значимости мероприятием была определена сдача в утиль искореженной в схватке с валяющимися где попало каменюками «микры» и посещение полиции для подписания мирного договора с владелицей бывшего Peugeot 205, вероятно проведшей ночь в холодном поту, просмотре кошмарных сновидений и успокоении своего «бойфренда», чудом не получившего в ухо от нашего несколько прямолинейного техсостава. Для этой цели я планировал создать мобильную группу из себя, Лены и самого созидателя и застрельщика полученного автомобильно-правового геморроя.
И, наконец, последним пунктом антикризисной программы являлась сама подготовка к технической комиссии, включающая в себя приведение в порядок документации и различных принадлежностей машины, а также выбивание из прижимистых французов «сухого пайка» на период проведения ралли. Эти нехитрые манипуляции я возлагал на Калашникова, который, по моим расчетам, к обеду должен был уже выйти из прострации и тяжелого абстинентного синдрома, вызванного вчерашним непомерным злоупотреблением ликеро-водочной продукции во славу и за торжество российского автоспорта.
Пока я пил кофе, в комнате произошло заметное оживление. Сначала из-под простыни выглянул мутный глаз еще окончательно непроснувшегося Фодина, потом показались его усы и, наконец, Серега, вернувшись в реальность бытия, сел на кровати.
В отличие от гоночно-технического состава, поднять на ноги Калашникова оказалось намного труднее. В их с Николаем комнате витал тяжелый, смрадный дух винного погреба, а позы спящих беспробудным сном обитателей напоминали беспорядочно разбросанные тела павших на поле брани солдат. Потолкав Тимофеича в костлявый бок и прослушав в ответ нечленораздельное бормотание на неизвестном мне языке, я решил отложить процесс придания его телу вертикального положения на пару часов, выудил из объемистого дипломата всю необходимую документацию, с тяжелым сердцем выдал Фодину три тысячи франков на реанимацию «опеля» и спустился вниз к телефонной будке. Лена оказалась уже совершенно готовой к посещению коммерческих и государственных учреждений, а также сообщила, что Жан-Франсуа с минуты на минуту выезжает к нам для организации поиска утраченных запчастей.
Через полчаса мы уже входили в контору Hertz. Девушка-клерк получила данные осмотра «микры» и порадовала нас жизнеутверждающим сообщением, что машина восстановлению не подлежит, в связи с чем мы должны добавить к стоимости рента еще три с половиной тысячи франков и заполнить протокол. Французский протокол о дорожно-транспортном происшествии абсолютно не напоминал наши доморощенные, серые «гаишные» бумаги. Это был лоснящийся бланк, на котором слева находилась анкета голубого, а справа - зеленоватого цвета. Лена объяснила, что голубая анкета предназначена для потерпевшей стороны, а зеленая - для виновника. Так как потерпевшими в данном случае являлись немногословные заросли и булыжник, то данную анкету я оставил в покое, полностью сосредоточившись на заполнении другой части. Перечислив собственные данные, включающие фамилию, имя, место рождения и жительства и номер водительского удостоверения, я предпринял попытку изложить причину нашего кульбита в кювет. После долгих размышлений и обсуждений с Леной различных экстремальных ситуаций, заставивших «меня» пристроить «ниссан» «под списание», включавших выбегание на дорогу диких и домашних животных и птицы, выезд нам «в лоб» неустановленного транспортного средства и внезапную потерю сознания, вызванную солнечным ударом, мы остановились на постыдном, но кратком и безответственном «не справился с управлением», после чего я размашисто подписал протокол и передал его клерку вместе с карточкой Visa.
Однако с получением «кеша» пришлось повозиться. Visa, принадлежащая «Мост-банку», насмерть перепуганного «событиями 17 августа» категорически отказывалась выдавать больше двухсот долларов в сутки, и даже выцеженных «до цента» денег с MasterCard не хватало вместе с ними до нужной суммы. Пришлось идти в банк и под подозрительным взглядом очкастого клерка, рассматривавшего мой «серпасто-молоткастый» паспорт, как указ о собственном гильотинировании, менять пару «франклинов» из «н.з.» на франки по курсу, напоминающему расценки в игре «Угадай, мелодию». В конце концов, необходимая сумма была собрана и вручена вовсю улыбающимся представителям Herz, выдавшим нам взамен какую-то, отпечатанную на компьютере «филькину грамоту» без подписей и печатей.
Полицейские встретили нас спокойно. По крайней мере, все выглядело так, будто «полное уничтожение» «Пежо» - дело житейское, сравнимое по последствиям с потерей носового платка, и предавать этому излишнее внимание - излишняя нагрузка на центральную нервную систему. Используя опыт, накопленный в Hertz, я довольно быстро заполнил за Нигая уже до боли знакомый протокол, где частично признал вину, после чего нам вернули страховой полис на «опель», пожелали всего наилучшего и проводили до дверей.
Мы завезли Лену домой и договорились встретиться в шесть вечера на техкомиссии. Вернувшись к месту постоянного обитания Фодина, мы обнаружили, что Серега с Андреем Фроловым зря времени не теряли. «Опель» был уже «вытянут» и зашпатлеван, разбитый бампер собран по кусочкам, которые были соединены между собой специально закупленными стяжками. На прицепе, рядом с вечно курящей сигарету и попивающей пиво Катериной лежала и новенькая фара. Серега, прищурившись на один глаз аккуратно «пылил» крыло белой краской из баллончика.
Я поднялся наверх в комнату, убедился, что борцы за торжество российских идей в ралли все еще находятся в горизонтальном положении, и принялся собирать документы и вещи для технической комиссии - права, лицензии, шлемы, комбинезоны… Откровенно говоря, предстоящее мероприятие было довольно беззлобным и для нас трудностей не представляло, ибо было бы смешно предположить, что экипаж, отмотавший три тысячи верст, отправят восвояси, например, из-за просроченной годности огнетушителей. Кстати, установленная в «опеле» автономная система пожаротушения действительно требовала перезарядки, но, во-первых, как говорил Нигай: «в случае чего, никто машину тушить не собирался», а во-вторых, автоматика была изначально отключена ловкой рукой Фодина во избежание случайного срабатывания, например, при заходе в «правый два» на скорости в 140 км в час. Учитывая данные обстоятельства, мы не сильно беспокоились о работоспособности «пламегасителей», а для особо дотошных членов техкомиссий нашими друзьями-компьютерщиками были изготовлены специальные наклейки, ничем не отличающиеся от оригинальных с необходимой датой годности на любой день истекающего и грядущего тысячелетий.
Наконец, все было упаковано и складировано в «опеле», после чего я, вместе со штурманом второго экипажа - Серегой Ионовым, отправился проходить административную проверку. Ионов отличался одной уникальной способностью: к нему вообще не приставали иностранные слова. Изрядно поездив за рубежом, Серега так и не смог шагнуть дальше «нихтферштеен» и «бонжур» и поэтому мандатные комиссии я все время проходил фактически за оба экипажа. Впрочем, отсутствие даже микроскопических знаний иностранных языков иногда играло Ионову на руку.
...В 1994- м году экипаж Аксакова впервые направлялся на ралли в Бельгию и попал в совершенно неизмеримую очередь на польско-немецкой границе. Продвинувшись за два часа на четверть метра, товарищи по спорту сообразили, что двое суток томления в «хвосте» и соответствующее опоздание на ралли им обеспечены, после чего кто-то обнаружил на карте другой переход, тринадцатью километрами северней. Команда дружно пустилась в объезд и, спустя некоторое время прибыла в совершенно пустой терминал, причем поляки проявляли в данном месте полнейшее безразличие к выезжающим, возлагая всю процедуру по контролю и досмотру на немецкие власти. Все бы было хорошо, но переход имел одну особенность - через него не пропускали грузовики и машины с прицепами. В силу данного обстоятельства немецкий пограничник, презрительно осмотрев трейлер со спортивной машиной, махнул рукой в сторону Польши и деловито произнес.
Содержательная политбеседа продолжалась минут пятнадцать без намека на консенсус, после чего измочаленный немец удалился в свою будку, откуда появился с каким-то руководителем. Начальник тоже пообщался с Ионовым, повторявшим, как заклинание три слова - «камрад, Бельгия и зер гут». В конце концов немцы все же решили, что отступить от правил и пропустить русских, возглавляемых стойким, как Альпы вожаком будет являться меньшим злом по сравнению с применением табельного оружия, ибо выдворить Ионова с границы другим способом было также сложно, как вернуть Кенигсберг в состав Германии. Они проштамповали паспорта, открыли шлагбаум и, глядя вдаль удалявшемуся каравану, сняли фуражки и стерли пот со лба. Однако, на границе Германии с Бельгией Ионов отличился повторно.
Миновав Аахен, гонщики проехали еще несколько десятков километров и уперлись в стеклянную будочку с надписью «Belgique». Остановив машины в непосредственной близости от рубежа двух государств, путешественники боязливо заглянули будку. Там горел свет, светился экран компьютерного монитора, часы показывали половину четвертого утра... Людей же внутри форпоста по охране бельгийско-германского суверенитета не было ни души.
После того, как истек первый час ожидания, в ходе которого в будке никто не появился, а мимо стоящего на страже Сергея проехало не менее двух десятков машин, водители которых даже не пытались притормозить у «блок-поста» и только удивленно глядели на одинокую фигуру, держащую в руках пачку паспортов, Ионов решил предпринять оперативно-розыскные мероприятия по установлению местонахождения доблестно защищающих бельгийско-немецкие рубежи пограничников. Напротив будки располагалось двухэтажное здание, служащее, очевидно, офисом пограничных служб. Дотошный Ионов проник внутрь и принялся ходить по настежь распахнутым кабинетам в поисках хоть одного живого человека. Поначалу поиски были напрасными: кругом работали телевизоры, компьютеры и кофеварки, но кабинеты были совершенно пусты. Наконец, на втором этаже Ионов набрел на полутемную комнатушку, где на кожаном диване, подложив под голову форменную фуражку сладко спал усатый мужик, лет сорока.
Мужчина с трудом приоткрыл один глаз, посмотрел на Ионова и вопросительно протянул:
В конце концов, Сереге удалось силой стащить пограничника с теплого лежбища и чуть ли не под конвоем препроводить его к будке, где в шеренгу по одному была построена вся раллийная команда. Ничего не понимающий бельгиец удивленный невиданным зрелищем пытался вдолбить упорным иностранцам, что в Бельгию надо ехать прямо по дороге, а в ответ получал в руки паспорта с какими-то малопонятными просьбами и жестами, показывающими то ли постановку печати, то ли приготовление пюре. В конце концов, устав от бестолкового времяпрепровождения, он собрал всех в кучу, подвел к указателю, протянул руку на запад и твердо произнес:
...Техническая комиссия ралли Сote Chalonnaise проводилась в местном выставочном центре, имевшем название Parc de Exposiсion. Это был огромный, круглый, метров сорок в диаметре пустой павильон с куполообразной крышей. Справа от входа размещалась административная проверка, построенная из любви капиталистов к конвейеру по принципу прохождения по очереди нескольких клерков - первый проверял документацию, второй - заявку, третий - принимал стартовые взносы, четвертый - выдавал номера и рекламные наклейки и т.д. до последнего - выдававшего бумагу на прохождение техкомиссии.
Мы с Ионовым, отстояв приличную очередь, напоминающую хвост за водкой времен неистовой борьбы за трезвость населения, приведшей в итоге к повальном алкоголизму, благополучно прошли все инстанции. Cергей, правда, пытался, используя накопленный в поездках опыт пройти проверку «вне конкурса», распихав локтями представителей других экипажей, но после моего намека, что спешить нам совершенно некуда и предложения испить «на халяву» минеральной воды в расположенном здесь же буфете, поостыл. Некоторые обычные казусы, связанные с безуспешной попыткой прочесть русские написания фамилий в правах, а также изучением медицинских сертификатов и справок о допуске к соревнованиям, изготовленных на всемогущем «пентиуме» и заверенных печатью Балашихинской горбольницы N2, закрытой еще в 1989 году, конечно, присутствовали, но в целом, все закончилось благополучно. Какое-то время ушло и на выяснение обстоятельств с оплатой стартового взноса за наш экипаж, большая часть которого была перечислена на счет организаторов нашим соотечественником из Франции.
Наконец, нагруженные стартовыми номерами, сувенирными коробками с вином и плакатами, утащенными под шумок у зазевавшихся организаторов, мы вернулись на «базу» и принялись придавать своим транспортным средствам окончательный «боевой» вид. Но если у «субару» Аксакова данный процесс прошел безболезненно, то на маленьком «опеле», напрочь заклеенном «никами» наших многочисленных помощников, рекламе организаторов явно не хватало места.
...На техкомиссию мы прибыли в начале шестого. Все 149 участников были разбиты на группы, которые по своим стартовым номерам - от последних к первым - проходили проверку в свой интервал времени. Прибытие на комиссию нигде не фиксировалось, но дисциплинированные иностранцы строго придерживались графика, въезжая или заталкивая руками машины в павильон в строгом соответствии с расписанием. Вообще, только десять первых участников получили номера по принципу приоритета, остальные же были «пронумерованы» в соответствии с объемом двигателя. Впрочем, после завтрашнего регруппинга, производимого по итогам первых трех СУ, все это должно было претерпеть значительные изменения. Наш класс - А6 (до 1600 сс) - начинался с 81-го номера и состоял в основном из машин новой для нас версии Citroen Saxo и известной ранее Peugeot 106. Они проходили техкомиссию вместе с нами, что позволило рассмотреть конкурентов вблизи.
Наконец, очередь дошла до нас. Инспектор комиссии, пожилой француз, знакомый нам по предыдущим стартам не стал задавать лишних вопросов. Он быстро просмотрел омологации комбинезонов и шлемов, указал на истекающий в следующем месяце срок годности системы пожаротушения, на что я ответил понимающим покачиванием головы и прикинул - хватит ли нам изготовленных этикеток до конца 2000-ного года или придется делать новые, после чего выписал специальную наклейку о допуске машины к ралли и приклеил ее на левую дверь.
Никакого «закрытого парка» в этот день не предусматривалось. Машины могли перегоняться назад к месту подготовки и, в принципе, ничего уже не мешало произвести их «дополнительную настройку», путем замены мотора или КПП, но в этом крае всеобщей порядочности данная проблема не рассматривалась, как актуальная.
Вернувшись, мы отогнали от «бимера» Калашникова, проснувшегося и собравшегося выехать на очередной «шопинг» и поехали на трассу для показа Фодину мест, где он должен был в течение двух дней напряженно ждать нашего появления для устранения неисправностей, дозаправок и смены резины.
...Душная, потная ночь навалилась на город. Я долго не мог уснуть, переворачиваясь с боку на бок и постоянно думая о предстоящем старте. Стратегия гонки на завтра была ясна и обговорена с Сашкой. Первые три «допа» до регруппинга предстояло проехать без излишнего риска, осмотреться и далее, послезавтра, действовать уже «по обстановке». Было ясно, что за «киткаром» в классе нам не угнаться, но и пропускать между ним и собой «ситроены» и «пежо» тоже было совершенно невозможно. Что касается абсолютного зачета, то 80 машин, превосходивших нашу по мощности мотора, пугали не сильно и в случае отсутствия каких-то привходящих проблем мы надеялись войти в «двадцатку». В теории все было гладко... Но в ралли теорию и практику разделяют невиданные просторы, через которые приходится постоянно «лупить на все деньги», часто забывая и отметая все стратегические и тактические расчеты... Я в очередной раз глубоко вздохнул, отогнал от себя тревожные мысли и, почему-то вспомнив деревенский дом и легкую дорогу к нему из стоящей на отшибе бани, уснул...
Copyright (c) by Eulex. Частичное или полное воспроизведение материалов сайта без согласия автора ЗАПРЕЩЕНО. Используйте eulex@ntt.ru